Книга Роза Марена, страница 97 – Стивен Кинг

Она собиралась дожидаться его здесь, на месте, давая возможности подняться на второй этаж, как девочка, чувствующая себя в полной безопасности в родительском доме, ожидает парня, который должен отвезти ее на школьный танцевальный вечер, ожидает даже после того, как он останавливается у дома: сидит в нарядном открытом платье, прячась за занавеской спальни и улыбаясь чуть хитроватой улыбкой, пока он неловко выбирается из тщательно вымытой и начищенной до блеска отцовской машины и приближается к двери, смущенно поправляя галстук-бабочку.

Рози хотела встретить его здесь, но вдруг вскочила со стула, распахнула дверцу шкафа и, выхватив свитер, торопливо зашагала по коридору к лестнице, одеваясь на ходу. Когда она подошла к лестнице и обнаружила, что он уже дошел до первой площадки, увидела, как он поднял голову, чтобы взглянуть на нее, ей вдруг подумалось, что она достигла идеального возраста; слишком стара, чтобы кокетничать ради пустого кокетства, и достаточно молода, чтобы верить в то, что некоторые надежды — те, которые по-настоящему важны, — могут сбываться, несмотря ни на что.

— Привет, — сказала она, глядя на него сверху вниз со своего места. — Ты вовремя.

— Ну конечно, — откликнулся он, глядя на нее снизу вверх. В его голосе слышалось легкое удивление. — Я никогда не опаздываю. Меня так воспитали. Я сказал бы даже, что пунктуальность у меня в генах. — Он протянул ей руку в перчатке, как галантный кавалер в историческом фильме. — Ты готова?

Гм. Она пока что не знала, как ответить на его вопрос, поэтому просто встретила его на полпути, подала руку и позволила свести себя вниз по лестнице и на улицу, на яркий солнечный свет первой субботы июня. Он остановил ее на тротуаре рядом с мотоциклом, окинул с головы до ног критическим взглядом и с сомнением покачал головой:

— Нет-нет, свитер никуда не годится. К счастью, бойскаутская подготовка меня еще ни разу не подводила.

С обеих сторон к багажнику «харлей-дэвидсона» были привязаны два рюкзака. Он развязал один и извлек кожаную куртку — такую же, как и его собственная, две пары карманов со змейками на груди и по бокам, но больше никаких украшений или излишеств. Ни заклепок, ни эполет, ни цепочек или металлических молний. Она оказалась чуть больше той, которая была на Билле. Рози посмотрела на куртку, плоско висящую, в его руках, встревоженная очевидным вопросом. Он увидел ее взгляд, правильно истолковал его и отрицательно покачал головой:

— Это отцовская куртка. Он учил меня кататься на старом индейском томагавке, который выменял на обеденный стол и набор мебели для спальни. Отец рассказывал, что в год своего совершеннолетия объездил на том мотоцикле всю Америку. Старый дракон заводился ножным стартером, и если ты забывал переключиться на нейтральную, мотоцикл выпрыгивал из-под тебя.

— И что случилось потом? Он разбил его? — Рози слегка улыбнулась. — Или ты его разбил?

— Ни то, ни другое. Он умер от старости. С тех пор в семействе Штайнеров прижились харлей-дэвидсоновские потомки. Это модель «херитидж», тридцать пять кубиков. — Он нежно провел рукой по металлической конструкции. — Отец не катается лет пять уже, если не больше.

— Надоело?

Билл покачал головой:

— Нет, у него глаукома.

Она набросила на плечи куртку и подумала, что отец Билла, должно быть, дюйма на три ниже и фунтов на сорок легче своего сына, однако куртка, тем не менее, смотрелась на ней довольно смешно, свисая едва ли не до колен. Впрочем, в ней было тепло, и Рози застегнула ее до самого подбородка со странноватым чувственным удовольствием.

— Ты прекрасно в ней выглядишь, — заметил он. — Немножко забавно, как девочка, примеряющая наряды своей матери, но все равно здорово. Честно.

Она решила, что теперь способна произнести те слова, которые не решилась сказать, когда они с Биллом сидели на скамейке и ели сосиски с кислой капустой; неожиданно ей показалось необходимым, чтобы он услышал их.

— Билл?

Он посмотрел на нее с едва заметной улыбкой, хотя взгляд его оставался серьезным.

— Да?

— Не обижай меня.

Он задумался над услышанным — улыбка по-прежнему не сходила с лица, а глаза продолжали смотреть серьезно — и потом покачал головой:

— Нет. Я тебя не обижу.

— Обещаешь?

— Да, обещаю. Давай, прыгай в седло. Ты когда-нибудь раньше каталась на железном пони?

Она покачала головой.

— Тогда слушай. Вот эти маленькие колышки — для ног. — Он склонился над багажником мотоцикла, а когда выпрямился, держал в руках шлем. Она без малейшего удивления отметила про себя красновато-пурпурный цвет.

— Держи ведерко для мозгов.

Рози водрузила шлем на голову, наклонилась, торжественно посмотрела в зеркало на руле мотоцикла и громко расхохоталась.

— Я похожа на футболиста!

— Причем самого красивого в команде, — добавил он, беря ее за плечи и поворачивая к себе. — Ремешок застегивается на шее. Погоди, я помогу тебе.

Его лицо находилось на расстоянии поцелуя, и она почувствовала слабое головокружение, понимая, что, если он захочет поцеловать ее прямо сейчас и здесь, на залитом солнцем тротуаре, где прогуливаются люди, направляясь по утренним субботним делам, она не станет противиться. Затем он отступил на шаг.

— Не слишком туго?

Она покачала головой.

— Точно?

Рози кивнула.

— Тогда скажи что-нибудь.

— Этот реешок с'ишко тугой, — произнесла она и рассмеялась от появившегося на его физиономии выражения. Через секунду он присоединился к ней.

— Ты готова? — снова спросил Билл. Он все еще улыбался, но в глазах появилась сосредоточенность, словно они приступали к выполнению очень серьезного задания, когда каждый неверный шаг, каждое слово способны привести к неисправимым последствиям.

Она сжала руку в кулак, стукнула по шлему и нервно улыбнулась.

— Кажется, да. Кто садится первый, ты или я?

— Я. — Он закинул ногу на седло «дэвидсона». — Теперь ты.

Она осторожно занесла ногу над сидением и положила руки ему на плечи. Ее сердце бешено колотилось в груди.

— Нет, — сказал он. — Держи меня за пояс, поняла? Мои руки должны быть свободны, чтобы управлять мотоциклом.

Рози просунула руки ему под мышки и соединила их на его плоском животе. В мгновение ока она почувствовала себя так, будто разом вернулась в сон. Неужели все это происходит только потому, что когда-то она увидела одну-единственную капельку крови на пододеяльнике? Потому, что ей вдруг вздумалось махнуть на все рукой, выйти из дому и шагать, шагать, куда глаза глядят? Неужели это правда?