Книга Легенда, страница 56 – Дэвид Геммел

Храм в смятении отступил и начал выжидать.

Барьер рос, менял очертания, словно клубящийся туман. Вот он сгустился в плотный столб чернее ночи. У столба отросли руки, ноги и рогатая голова с семью раскосыми красными глазами.

Храм познал многое за несколько минут своей жизни.

Первыми пришли радость, свобода и ощущение бытия. Потом – боль и ярость.

Теперь он постиг страх и узнал зло.

Враг налетел на него, терзая черными когтями небо. Храм встретил его лицом к лицу и обхватил руками. Острые зубы вонзились ему в щеку, когти вцепились в плечи. Храм обрушил на врага свои огромные кулаки, пытаясь расплющить его.

Внизу, на Музифе, второй стене, заняли позицию три тысячи человек. Друсс вопреки всем доводам отказался сдать первую стену без боя и ждал там с шестью тысячами воинов. Оррин долго и яростно убеждал его, что он совершает глупость: стена слишком широка. Но Друсс стоял на своем, даже когда Оррина поддержал Хогун.

– Доверьтесь мне, – твердил старик. Ему не хватало слов, чтобы убедить их. Он пытался объяснить, что в первый день людям нужна хотя бы маленькая победа, чтобы их дух окончательно закалился.

– Но мы рискуем, Друсс! – возразил Оррин. – Первый день может принести нам не победу, а поражение. Разве ты сам не понимаешь?

– Ты ган! – рявкнул тогда Друсс. – Прикажи мне, и я подчинюсь.

– Нет, Друсс. Я буду стоять рядом с тобой на Эльдибаре.

– Я тоже, – сказал Хогун.

– Вы сами увидите, что я прав, – заверил Друсс. – Ручаюсь вам.

Оба гана улыбнулись, скрывая свое отчаяние.

Теперь караульные кулы черпали из колодцев воду и разносили ведра по стене, переступая через ноги и туловища спящих.

На первой стене Друсс погрузил медный ковш в ведро и напился. Он не был уверен, что надиры пойдут на приступ уже сегодня. Он чуял, что Ульрик затянет это убийственное напряжение еще на день, чтобы зрелище его готовящейся к бою армии подорвало мужество защитников и лишило их надежды. Однако выбора у Друсса не было. Первый ход за Ульриком – дренаям остается только ждать.

Наверху Храм бился с яростным демоном – враг изодрал ему спину и плечи, и силы Храма шли на убыль. Но и рогатая тварь тоже слабела. Смерть смотрела в лицо обоим.

Храм не хотел умирать – он едва успел испытать сладостно-горький вкус жизни. Он хотел рассмотреть вблизи все то, что видел издалека, – цветные огни растущих вширь звезд, тишину отдаленных солнц.

Его пальцы сжались. Он не сможет порадоваться огням, не сможет насладиться тишиной, если эта тварь останется в живых. Внезапно демон испустил вопль – страшный пронзительный звук, призрачный и леденящий кровь. Его спина хрустнула, и он растаял, как туман.

В самой душе Храма раздался голос измученного Винтара.

Храм посмотрел вниз – там люди, крохотные хрупкие существа, готовились перекусить черным хлебом и водой. Винтар крикнул снова, и Храм нахмурился.

Он указал пальцем на стену.

Люди завопили, роняя с Музифа ковши с водой и ведра. В каждом сосуде кишели черные черви. Солдаты вскакивали на ноги, и на стене царила полная неразбериха.

– Что, черт побери, там творится? – сказал Друсс, услышав шум. Он посмотрел на надиров и увидел, что они отходят от осадных машин к своим палаткам. – Не знаю, в чем там дело, но если даже надиры уходят, пойду сам на Музиф и погляжу.

В надирском стане Ульрик, не менее разгневанный, прокладывал себе путь к большому шатру Носта-хана. С ледяным спокойствием он подошел к часовому у входа.

По всей армии словно степной пожар распространилась весть: на рассвете из палаток всех шестидесяти учеников Носта-хана послышались душераздирающие вопли. Стража, бросившись туда, нашла их на земляном полу со сломанными хребтами, с телами, выгнутыми, словно перетянутые луки.

Ульрик знал, что Носта-хан собрал силу своих последователей, чтобы дать отпор белым храмовникам, – но не представлял себе, с какой опасностью это связано.

– Ну что? – спросил он у часового.

– Носта-хан жив, – ответил тот.

Ульрик поднял полотнище и вошел в смрадный сумрак шатра. Старик лежал на узком тюфяке серый от изнеможения, весь мокрый от пота. Ульрик взял табурет и сел подле него.

– Мои ученики? – прошептал Носта-хан.

– Все мертвы.

– Их сила оказалась слишком велика, Ульрик. Я подвел тебя.

– Меня и прежде подводили. Это ничего не значит.

– Для меня это значит все! – вскричал шаман и сморщился от боли в спине.

– Гордыня, и только. Ты ничего не потерял – просто тебя побил более сильный враг. Но они этим ничего не достигнут – моя армия все равно возьмет Дрос. Им не продержаться. Отдохни, шаман, – и не рискуй больше. Я приказываю!

– Я исполню твой приказ.

– Я знаю. Я не хочу, чтобы ты умер. Не могут ли они прийти за тобой?

– Нет. Белые храмовники живут по законам чести. Если я не буду чинить им вреда, они меня не тронут.

– Тогда отдыхай. А когда окрепнешь, мы заставим их заплатить за твои страдания.

– Это так, – осклабился Носта-хан.

Далеко на юге Храм мчался к звездам. Винтар не мог остановить его и старался хранить спокойствие, пока паника Храма давила на него со всех сторон, силясь изгнать его вон. После гибели врага Винтар попытался призвать Тридцать из глубины нового сознания колосса, но в этот миг Храм заглянул в себя и обнаружил Винтара.

Винтар попробовал объяснить свое присутствие, он сказал, что личность Храма должна перестать быть. Храм принял истину и как комета умчался от нее в небеса.

Настоятель снова попытался призвать Сербитара, отыскивая в своем подсознании нишу, в которую его поместил. Сербитар вспыхнул искрой во мраке, и Храм содрогнулся, почувствовав, как часть его освободилась. И тогда Храм замедлил свой полет.

– Почему ты так со мной поступаешь? – спросил он Винтара.

– Потому что должен.

– Я же умру!

– Нет. Ты будешь жить во всех нас.

– Почему ты должен убить меня?

– Мне очень жаль, – мягко сказал Винтар.

С помощью Сербитара он отыскал Арбедарка и Менахема. Храм поблек, и Винтар с горечью закрыл свое сердце от его безбрежного отчаяния. Вчетвером они призвали всех остальных, и Тридцать с тяжелым сердцем вернулись в лощину.

Рек бросился к Винтару, как только настоятель открыл глаза и шевельнулся.

– Ну как, успели?

– Да, – слабо выговорил Винтар. – А теперь дай мне отдохнуть.

За час до сумерек Рек, Вирэ и Тридцать въехали в высокие решетчатые ворота Дельнохского замка. Усталые, взмыленные лошади водили мокрыми боками. Люди бросились навстречу Вирэ, солдаты снимали шлемы, горожане спрашивали, что нового в Дренане. Рек держался позади, пока они не оказались в замке. Молодой офицер проводил Тридцать в казарму, а Рек с Вирэ поднялись в верхние покои. Рек совсем обессилел.