
Онлайн книга «Противостояние. Армагеддон»
До Лас-Вегаса они доехали за шесть часов. Он лежал посреди пустыни, как какая-то невероятная драгоценность. На улицах было много людей — рабочий день закончился, и они наслаждались вечерней прохладой. Они вертели шеями вслед патрульным машинам, а потом возвращались к своим разговорам. Ларри задумчиво оглядывался вокруг. В городе было электричество, улицы были чистыми, следы мародерства во время эпидемии исчезли. Они подъехали к тюрьме. Когда Ларри выбрался из машины, разминая застывшие мускулы, он увидел, что у Дергана в руках — пара наручников. — Эй, посмотри-ка, — сказал он Ральфу. — Мне очень жаль, но это его распоряжение. Ральф сказал: — На меня никогда не надевали наручников. Года за два до женитьбы меня подобрали на улице в стельку пьяным и отвезли в вытрезвитель, но наручников не надевали никогда. — Ральф говорил медленно, и его оклахомский выговор стал заметнее. Ларри понял, что он впал в полную ярость. — У меня есть приказ, — сказал Дорган. — Не будем портить друг другу жизнь. — Приказ, — сказал Ральф. — Знаю, кто отдал тебе этот приказ. Он убил моего друга Ника. Какого черта ты связался с этим адским псом? Ты-то ведь, вроде, сам по себе парень ничего. — Ральф смотрел на Дергана с таким гневным недоумением, что тот вынужден был отвернуться. — Это моя работа, — сказал он. — И я ее выполняю. Вот и все. Протяните руки, или мне придется попросить кого-нибудь сделать это за вас. Ларри протянул руки, и Дорган надел на них наручники. — Кем ты был? — спросил Ларри с любопытством. — В прежние времена? — Полиция Санта-Моники. Помощник следователя. — А теперь ты с ним. Прости меня, пожалуйста, но, ей-Богу, это забавно. Из соседней машины вытолкнули Глена Бэйтмена. — Какого черта вы его толкаете? — сердито спросил Дорган. — Если бы тебе пришлось шесть часов подряд слушать его болтовню, ты б его и не так толкнул, — сказал один из сопровождавших Глена людей. — Меня не волнует, сколько болтовни вам пришлось выслушать, но волю рукам давать нельзя. — Дорган посмотрел на Ларри. — Что такого забавного, в том, что я с ним? В течение десяти лет я был полицейским, пока не пришел Капитан Шустрик. И я видел, что происходит, когда во главе стоят парни вроде тебя. — Молодой человек, — мягко сказал Глен, — ваше общение с несколькими избитыми детьми и наркоманами не оправдывает тот факт, что вы оказались в объятиях монстра. — Уведите их, — ровно сказал Дорган. — Одиночные камеры, разные крылья. — По-моему, ты не уживешься со своей новой ролью, — сказал Глен. — В тебе слишком мало от нациста. На этот раз Дорган и сам толкнул Глена. Ларри вели по пустому коридору. На стенах висели таблички: НЕ ПЛЕВАТЬ НА ПОЛ. ДУШ. ТЫ ЗДЕСЬ НЕ ГОСТЬ. — Я бы не прочь принять душ, — сказал он. — Может быть, — сказал Дорган, — посмотрим. — Посмотрим на что? — На твое поведение. Дорган открыл камеру в конце коридора и ввел Ларри внутрь. — Как насчет браслетов? — спросил Ларри, вытягивая вперед руки. — Конечно. — Дорган снял наручники. — Так лучше? — Гораздо. — Все еще хочешь в душ? — Очень. — Но дело было не только в этом. Больше всего на свете Ларри не хотелось остаться в одиночестве, прислушиваясь к звуку удаляющихся шагов. Если он останется один, к нему вернется страх. Дорган достал небольшой блокнот. — Сколько вас в Зоне? — Шесть тысяч, — сказал Ларри. — Каждый вечер в четверг мы играем в бинго, а призом в общей игре является двадцатифунтовая индейка. — Так ты хочешь в душ или нет? — Хочу. — «Но, похоже, не попаду», — подумал он про себя. — Так сколько вас? — Двадцать пять тысяч, но из них тысяче — меньше двенадцати лет, и их пускают в кино бесплатно. С экономической точки зрения это просто разорение. Дорган захлопнул блокнот и посмотрел на него. — Я не могу, парень, — сказал Ларри. — Поставь себя на мое место. Дорган покачал головой. — Не могу этого сделать, потому что я пока не чокнулся. Зачем вы пришли сюда? Чего вы хотели добиться? Завтра или послезавтра вы будете мертвы, как кусок собачьего дерьма. А если ему понадобится, чтобы вы заговорили, то вы ему все выложите, как миленькие. Вы просто рехнулись. — Нам велела идти старая женщина. Матушка Абагейл. Возможно, она тебе снилась. Дорган покачал головой, но при этом отвел глаза в сторону. — Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Ну, тогда оставим эту тему. — Стало быть, ты не хочешь говорить со мной? И в душ не хочешь? Ларри засмеялся. — Я так дешево не продаюсь. Пошлите к нам шпиона, если, конечно, среди вас найдется парень, который не превращается в ласку, едва только при нем упомянут Матушку Абагейл. — Ну что ж, — сказал Дорган. — Как тебе будет угодно. Он прошел по коридору в свете зарешеченных ламп и закрыл за собой стальные ворота. «Завтра или послезавтра вы будете мертвы, как кусок собачьего дерьма». Но Ларри не верил этому. Этого просто не может быть. — Я не испугаюсь зла, — сказал он в мертвую тишину коридора, и ему понравилось звучание этой фразы. Он повторил ее снова. Он лег на койку, и ему пришло в голову, что он наконец-то почти вернулся на Западное Побережье, только путешествие это оказалось куда более долгим и необычным, чем кто бы то ни было мог предположить. К тому же, оно еще не закончилось. — Я не испугаюсь зла, — снова произнес он. Он заснул. Выражение лица его было спокойным. Спал он мирно, без снов. На следующий день в десять часов утра Рэнделл Флегг и Ллойд Хенрид подошли к камере Глена Бэйтмена. Он сидел на полу, скрестив ноги. Под своей койкой он нашел кусок угля и только что закончил надпись на стене своей камеры посреди изображений мужских и женских гениталий, имен, телефонных номеров и коротких непристойных стихотворений. Надпись гласила: «Я не гончар, и не гончарный круг, я — глина, но разве ценность достигнутой формы не зависит в той же степени от внутренних свойств глины, что и от гончарного круга и таланта Мастера?» Глен как раз восхищался этой пословицей — или это был афоризм? — в тот момент, когда ему показалось, что температура в камере неожиданно упала градусов на десять. Дверь в конце коридора с грохотом открылась. Во рту у Глена неожиданно пересохло, и кусок угля выпал у него из пальцев. |