Книга Забудь обо мне, страница 89 – Айя Субботина

Глаза закрываются, хоть я изо всех сил стараюсь не поддаваться последней слабости.

В ушах приятно шумит.

Сердце сначала пускается в галоп, а потом вдруг резко останавливается и начинает биться очень мягко, с оттяжкой, словно лежит в липовом меде и едва шевелится.

Его губы настойчивые и твердые, снова порядком отросшая бородка приятно прикасается к моему подбородку. Никаких жестких щетин, после которых остаются царапины. Никакого Барма…

Мозг медленно, но все равно заводится.

Я понимаю это, когда упираюсь ладонями в грудь Марта и с силой его отталкиваю.

Он рассеянно делает пару шагов назад, и еще пару секунд стоит с поднятыми руками, не понимая, что происходит.

— Думаешь, все так просто?! — Сама не ожидаю, что простой упрек превратится в крик.

Видимо, мне все еще больно.

Сверху покрылась коркой, но под ней лава еще убийственно горячая.

— Лисица, да что, блин с тобой такое?! — Андрей вскидывает — и беспомощно опускает руки. — Я люблю тебя. Я жду тебя уже хер знает сколько. Мне хуево без тебя. Хуже, чем думать, что ты… мне…

Ему так и не хватает смелости закончить, так что делаю это за него.

Потому что я не святая, неправильная и не со всех сторон идеальная женщина для модного архитектора. Я — Сумасшедшая Алиса, и он никогда не примет меня такой.

— Я тебе изменила с другим мужиком, да! — ору ему в лицо, наседая, словно это я выше и сильнее. — Я — блядь! Ну, называй вещи своими именами, правильный хороший мужик! Куда уж мне до твоей святости!

— Что ты несешь? — Март тяжело вздыхает. — Волкова, я же правда стараюсь. И хочу все забыть.

— А ты не старайся. — Боль внутри такая сильная, что хочется плакать. Но я же больная, где женщины отпускают тоску слезами, я начинаю нервно ржать ей в лицо. — Мне твое прощение не нужно! Понял? Нет? Не-нуж-но!

По слогам, просто для того, чтобы смотреть ему в глаза и увидеть — он, наконец, услышал.

— Исчезни из моей жизни, Март. Просто, наконец, исчезни. И перестань появляться. Переходи на другую сторону улицы, если когда-то меня увидишь. Удали все мои контакты. Сделай лоботомию и вырежи все воспоминания обо мне. Потому что я недостойна светлого идеального Андрея Мартынова.

— Алиса…

— Точка, Март. — Улыбаюсь уже почти спокойно и с грустью. — Уже апрель.

Я поворачиваюсь и, стараясь держать спину ровно, иду куда глаза глядят.

Только внутренний компас не дает врезаться в фонарный столб.

Домой идти не хочется, потому что там меня тоска заест без соли.

И бродить под дождем — может, не такая уж плохая идея, но явно не когда в понедельник на работу и болеть нельзя от слова совсем, потому что со своим растяжением я уже и так побила все рекорды «нетрудодней».

Достаю телефон и даже не обращаю внимания, что экран заливают тяжелые дождевые капли.

Я уже порядочно мокрая, так что лучше бы человеку на том конце связи ответить.

Даже если орал, чтобы больше не звонила и не писала.

И что никогда не разведется.

Дернул же меня черт за язык, господи? Что с моей головой случилось?

Бред, который я тогда несла, не могу оправдать даже месячными.

Бармаглот долго не отвечает. Так долго, что во мне начинает просыпаться странная и неприятная паника.

Что на этот раз все.

Совсем-совсем, черта, точка, о которой я только что кричала Андрею.

Я набираюсь смелости и через пару минут набираю его снова.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И снова тишина.

Ну и пошел ты в жопу, гордый какой!

Тошно.

Плохо.

Мерзко от самой себя, что меня шатает, словно известно что в проруби, но и иначе не могу. Не хочу выбирать между женатым и статусом любовницы, и свободным, который слишком хорош для малолетней… неопределившейся Лисицы.

Ловлю такси.

Забираюсь в салон и, не обращая внимания на гневный взгляд водителя в зеркале заднего вида, отжимаю с волос дождь прямо на пол. Встряхиваю их, пытаюсь привести себя хоть в какой-то божеский вид.

Называю адрес.

Прошу сделать звук погромче, потому что по радио как-раз поет о разбитом сердце какая-то хриплая американская певица. Кажется, у нее бритая голова и пирсинг в носу. Может, и мне побриться? Резко сменить жизненный вектор и не размениваться на классику: каре, цвет волос и пьяные звонки Танян с признаниями, какие мужики козлы.

Может, пора стать лесбиянкой?

— Приехали, — говорит таксист, потому что до меня не сразу доходит, что машина остановилась еще минуту назад.

Сую ему деньги, шатаясь, как будто правда пьяная, иди до двери.

Захожу в подъезд, потом — в лифт.

Пока кабинка поднимается, снимаю пальто и свитер и перед дверью стою в одном лифчике и джинсах.

Проворачиваю ключ в замке.

В прихожей полумрак, но из гостиной льется теплый приглушенный свет.

Захлопываю дверь в отместку громко, как он тогда.

Прислоняюсь плечом к стене и жду.

Бармаглот выходит навстречу, и я невольно слишком громко выдыхаю.

Сейчас даже кажется странным, почему меня раньше к нему не тянуло. Когда мужик такой огромный качок, что по нему можно ползать, словно по бескрайним прериям Африки — это же просто кайф.

— Зай, какого хуя мокрая в такой собачий холод? — вместо «привет, я соскучился». — И, блядь, голая?

Я пожимаю плечами.

— Потому что дура. Прогонишь?

— Как раз раздумываю, — не щадит меня он.

— Учтите, тогда я сразу пойду топиться в Москву-реку.

— Ты совсем что ли ебанулась?

— Неа, — качаю головой. Бросаю вещи на пол, потому что держать их нет сил. Стаскиваю джинсы вместе с трусиками. Бретелями лифчика по плечам и вниз, чтобы просто сполз мне на талию. Стою перед ним вся голая, но одежда — это ничто. Я собираюсь вскрыть душу, и будь что будет. — Если вы разведетесь с супер-женой Милой, я выйду за вас замуж, Марк Игоревич. Алиса Миллер, кажется, отлично звучит?