Книга Мне надо кое в чем тебе признаться…, страница 49 – Аньес Мартен-Люган

Но в какой-то момент он был вынужден прерваться. Ему было необходимо отдышаться, и несколько секунд я слышала только его громкое дыхание. Саша положил виолончель и смычок рядом с собой на стойку. Потом вытянул ноги вперед, сцепил пальцы на затылке, чтобы расслабить мышцы, и уставился в потолок. Мое сердце колотилось все быстрее, пора было уходить. Я встала и подняла сумку, лежавшую на полу. Саша выпрямился и наблюдал за мной, не говоря ни слова. Когда я уже шла по коридору и вот-вот должна была приблизиться к выходу, я в последний раз посмотрела на него через плечо:

— Разве мы не собирались пообедать вместе?

— Вы меня ждали?

— И да, и нет. Вы хотели прийти?

— И да, и нет.

Я улыбнулась:

— Завтра? Вы придете завтра?

— Зависит от вас…

— Я буду вас ждать. Хорошего вечера, Саша.

Я бы дорого заплатила, чтобы Ксавье изменил свое отношение к действительности, разбудил мой разум, возвратил мне желание верить в него, в нас. Чтобы наш вчерашний разговор испугал его и заставил идти вперед. Но ничего не случилось. При детях мы ломали комедию. Произносили одни и те же банальные слова. Вроде традиционного «спокойной ночи», когда я поднималась по лестнице в спальню.

Все следующее утро я усердно старалась сосредоточиться. Я заблудилась в своих желаниях. Хотела ли я, чтобы он пришел, или нет? Как только я проснулась, меня придавил страх. Я пробовала понять, какая неведомая сила заставила меня вчера предложить Саше пообедать вместе. Что мне стукнуло в голову? Это была не я, на меня это совсем не похоже. Я дернулась, когда примерно в полпервого открылась дверь галереи. При виде Идриса я громко охнула — от облегчения и разочарования.

— Привет! — воскликнула я.

Я была рада ему несмотря ни на что, Идрис всегда действовал на меня успокаивающе.

— Я не помешал тебе?

Мое внимание, естественно, переключилось на улицу, и тут я заметила Сашу на противоположной стороне. Он пришел. Саша понял, что я его вижу, и знаком показал, что подождет меня чуть дальше. Отступать было невозможно, да мне и не хотелось.

— Прости, — извинилась я перед Идрисом. — У меня назначен обед… Сможешь зайти попозже?

— О’кей! Не беспокойся. Зайду, если получится. В любом случае ты выглядишь гораздо лучше, чем в последний раз.

Знал бы ты почему…

Эта мысль едва не заставила меня пойти на попятный. Но я твердила свою жалкую отговорку: ничего плохого я не делаю. Идрис вышел вместе со мной и стоял рядом, пока я запирала дверь. Только бы он не повернул туда, где меня ожидал Саша. На этот раз мольба была услышана, и мой обожаемый художник ушел в противоположную сторону.

— Встретимся позже, — бросила я ему вслед.

Я подождала, пока он отойдет подальше, после чего пошла навстречу Саше… Какая-то мрачная и в то же время сияющая сила подталкивала меня к этому человеку. Сила, противиться которой я не могла. И абсолютно не хотела. Придется мне что-то предпринять, чтобы не потерять себя окончательно.

Подойдя к нему, я чуть притормозила, а он приноровился к моему ритму. Не задумываясь, я повела его к Лили, в ресторан на углу улицы, где я привыкла обедать с клиентами. С какой стати я его выбрала? Меня там знали как облупленную, не говоря уже, что мой отец или даже Кармен могли туда заявиться. Наверное, я подсознательно стремилась возвести между нами преграду. Я собралась толкнуть дверь, но неожиданно передумала, сделала шаг назад и натолкнулась спиной на Сашину грудь. Я затихла, мне захотелось прижаться к нему.

— Может, стоит пойти в другое место, — уставившись себе под ноги, еле слышно предложила я.

Вот только Лили уже бросилась нам навстречу и горячо нас приветствовала.

— Ава! Как я тебе рада, тебя так давно не было! Заходите, заходите.

Не замолкая ни на секунду, она проводила нас к моему всегдашнему столику в спокойном углу зала.

— Подозреваю, что сегодня утром она познакомила вас со своими сокровищами…

Она приняла Сашу за клиента, ничего удивительного при его-то импозантной внешности и природной элегантности.

— Остерегайтесь ее, — продолжила она, не дожидаясь ответа. — В делах она не уступит ни пяди, будет защищать своих художников до последнего.

— Не сомневаюсь, — ответил Саша.

— Но на нее можно положиться, она — лучшая.

Он покосился на меня.

— И в этом у меня никаких сомнений.

Я потупилась, мне было неловко.

— Принесу вам меню.

И вдруг мне резко расхотелось обуздывать себя, появилось желание побыть собой. Невыносимо столько месяцев подряд непрерывно подавлять себя. Махну на все рукой и на час почувствую себя свободной. Пусть хоть раз Саша увидит меня такой, какая я есть.

— Подожди, — удержала я Лили. — Наш гость заказывает блюдо дня.

Саша с трудом, но все же скрыл смех.

— Ага…

— Впрочем, я тоже. И принеси нам бутылку твоего лучшего вина, красного, понятное дело, и воду с газом. Так будет в самый раз.

— Как скажешь… Ты опять в форме, это радует… Все очень волновались.

Она испарилась. Мы наконец-то смогли обменяться настоящими взглядами, которые надолго вцепились друг в друга. Чернота его глаз, пугавшая меня в первое время, сегодня плела защитный кокон, из которого мне не хотелось убегать.

— Очаровательная женщина, — заявил Саша, — но такая же прилипала, как наш официант в больничном ресторане.

Я хихикнула.

— Она принимает вас за клиента галереи.

Он слегка наклонился ко мне с заговорщической миной, собираясь сделать признание, я тоже приблизилась к нему.

— Постараюсь поддержать ее заблуждение… Впервые вижу вас по-настоящему веселой. Вам очень идет.

Реальность ситуации обрушилась на меня со всего размаха, и у меня сжалось сердце.

— Саша… Я не очень понимаю, что мы здесь делаем.

Он потянулся к моей ладони, но на полпути его рука застыла.

— Ава, вы галеристка, по слухам, весьма талантливая, а я клиент, желающий приобрести произведения искусства, мы знакомимся, потому что, как я это себе представляю, вы не продаете работы кому попало. Так что расскажите мне о галерее, вот и все. На какую еще тему нам говорить? Об остальном — бесполезно. Мы и так достаточно друг друга мучаем, не находите?

Я кивнула, меня тронула и смутила его искренность.

— Хочу сегодня избежать боли, — продолжал он, — и главное, хочу, чтобы ее избежали вы.

Зачем описывать словами то, что приключилось с нами? Я принялась излагать историю галереи — с искренней страстью и со вкусом, в правильной тональности. Саша несколько раз прерывал меня, переспрашивая, когда интуиция подсказывала ему, что я говорю не все, в особенности если речь шла о наших семейных делах — о моих поездках в мамину коммуну, например. Узнавая о моих семейных обстоятельствах, многие посмеивались. Но не он. Он вникал в историю, которую я рассказывала, и оценивал ее влияние на мой характер. Пожалуй, он был прав: безобидное мамино чудачество воспитало у меня сдержанность. Я росла, всегда побаиваясь сбиться с дороги, как мама, и хотя ее жизнь ей нравилась и она, бесспорно, была более яркой личностью, чем многие, все же в глубине души я знала, что мне это не подходит. Некоторые эпизоды моего повествования особенно занимали Сашу, он просил меня подробнее описать все, что я делаю, чтобы перезапустить галерею, и почему сомневаюсь в правильности этих мер. Он внимательно и заинтересованно слушал, реагировал проницательно, анализируя ситуацию под новым углом зрения. Я успела забыть, что значит полноценно общаться с кем-то, у кого рассказ о моей работе вызывает искреннее любопытство, а не вежливую скуку. Его реплики подсказывали мне, что он привык руководить, что он прирожденный лидер, высокомерный, конечно, но всегда уважительный. В моем воображении всплыли картинки его концерта.