Книга Вызов, страница 31 – Эль Кеннеди

– Нам надо смотреть украшения? – Фостер проталкивается вперед с ворохом коктейльных платьев.

– Какой у тебя размер груди?

Конор дает Баки подзатыльник.

– Не смей спрашивать у моей девушки размер ее груди, придурок.

У меня сжимается сердце. Он впервые произнес слово на букву «д» после нашей ссоры. Я не знала точно, распрощались ли мы с нашей затеей, поэтому теперь чувствую себя сбитой с толка.

– Вот. – Я беру кучу одежды с пола и сую ее парням. – Ограничительные меры в действии.

Я закрываю дверь, и кто-то бормочет себе под нос: «Фашист».

Нанеся «Блумингдейлс» весь ущерб, который он только смог вынести, мы идем по торговому центру, а Конор несет два моих пакета с покупками.

Интересно видеть разницу в стилях, которые выбирает каждый из парней. Конор, похоже, знает меня лучше всех, или, по крайней мере, наши вкусы больше всего совпадают, потому что он выбирает более повседневные варианты. Очень по-калифорнийски. Хантер склоняется к более дерзким образам с большим количеством черного. У Баки какой-то фетиш на консервативность, от которого хочется держаться подальше, а Фостер, по-моему, вообще не понимает задачу. Но что я поняла – это то, что им сложно прийти к общему мнению по поводу своих любимых образов. Совсем не этого я ожидала, когда задумала создать идеальную версию барби Тейлор.

В какой-то момент товарищи Конора по команде затаскивают нас в магазин игрушек, где начинают биться с парой школьников на световых мечах, пока нас не выгоняют за то, что мы распугали покупателей масками из фильма «Оно». После обеда на фудкорте у парней исчезает энтузиазм, и они уходят из торгового центра в поисках новых приключений, оставив нас с Конором наедине впервые за весь день.

Наша первая остановка – это магазин товаров для скейтбординга и серфинга. Пожалуй, справедливости ради и я теперь могу поискать для него наряды. Я заталкиваю его в примерочную с десятком шорт.

– Какие планы на лето? – спрашивает он через дверь. – Вернуться к маме в Кембридж. На летний семестр у нее назначен только один семинар, поэтому мы думаем о том, чтобы съездить куда-нибудь, может быть, в Европу. А ты отправишься домой в Калифорнию?

– Хотя бы ненадолго. – Из примерочной слышится тяжелый вздох. – Я никогда не жил так далеко от воды. Раньше я ходил на пляж и серфил почти каждый день. Я пытался выбраться на побережье несколько раз с тех пор, как перевелся в Брайар, но это совсем не то.

Конор выходит в первых шортах.

Мне требуется вся сила воли, чтобы не броситься на него. Он стоит с голым торсом, прислонившись к двери примерочной, и выглядит очень аппетитно. Ложбинки мышц, тянущиеся до самого пояса, сводят с ума. Так не честно!

– Неплохо, – небрежно говорю я.

– Оранжевый – не мой цвет.

– Согласна. Следующие.

Он возвращается внутрь и бросает мне снятые шорты.

– Ты тоже должна приехать.

– Куда? В Калифорнию?

– Да. Приезжай на длинные выходные или как будет получаться. Поиграем в туристов или просто на пляже потусим. Расслабимся.

– Научишь меня серфить? – дразню я.

Он выходит в следующей паре шорт. Я перестала переживать о цвете или рисунке и просто откровенно пялюсь на его подтянутую мускулистую фигуру и пресс, который напрягается всякий раз, когда он заговаривает.

А что будет, если я его лизну?

– Тебе понравится, – говорит он. – Боже, хотелось бы мне вернуться в прошлое и заново ощутить восторг от своей первой волны. Это лучшее чувство на свете, когда ты летишь на волну, ощущая, как она вздымается под твоей доской. Когда ты встаешь на ноги и вы сливаетесь воедино – ты и сила океана, – это самый настоящий симбиоз. Это свобода, детка. Идеальное соединение энергий.

– Ты влюблен.

Он по-мальчишески смеется над самим собой.

– Моя первая любовь. – Он опять заходит в примерочную. – Прошлым летом я месяц с волонтерами обходил побережье от Сан-Диего до Сан-Франциско.

Я морщу лоб.

– Для чего?

– Мы убирали пляжи и очищали прибрежные воды от мусора. Это был один из лучших месяцев в моей жизни. Мы каждый день вытаскивали сотни килограммов мусора из океана и песка, а потом всю ночь серфили и сидели у костра. Было ощущение, будто все, что мы делаем, не зря.

– У тебя к этому страсть, – говорю я, восхищаясь этой его стороной. Он впервые заговорил о своих интересах за пределами хоккея и серфинга. – Не хочешь заняться этим после колледжа?

– Что ты имеешь в виду? – Он выходит в новой одежде.

– Ну, ты мог бы построить на этом карьеру. Наверняка есть десятки некоммерческих экологических организаций, работающих на западном побережье над очищением океана. – Я приподнимаю бровь. – Может быть, еще не поздно сменить специальность с финансов на некоммерческое управление и все равно закончить учебу вовремя.

– Уверен, мой отчим будет в восторге.

– Почему это так важно?

На лице Конора вдруг проступает усталость. Весь он как-то сразу никнет и грустнеет. Он сутулится, опуская плечи, словно тяжесть этой темы давит на него.

– Макс за все платит, – признается он. – За мое обучение, хоккей, аренду, – за все. Без него мы с мамой и двух центов бы не наскребли. Поэтому, когда он предложил, чтобы я пошел на финансы, мама сочла вопрос решенным, и все.

– Ладно, я понимаю, что за деньги отвечает он, но это твоя жизнь. В какой-то момент тебе придется отстаивать то, что хочешь ты сам. Кроме тебя, никто этого делать не будет.

– Спорить с ним казалось, не знаю, наглостью, что ли. Мне казалось, что брать деньги, а потом посылать его на хрен – это уж чересчур, так только засранцы поступают.

– Да, посылать на хрен – это, пожалуй, грубовато, но откровенный разговор по поводу того, как ты хочешь провести остаток жизни, – это не выход за рамки приличий.

– Но в том-то и дело, что мы не разговариваем. Он любит мою маму и хорошо с ней обращается, но во мне, кажется, он до сих пор видит бунтаря из Лос-Анджелеса, на которого и время-то тратить жалко.

– И с чего бы ему так думать? – тихо спрашиваю я.

– В детстве я занимался всякими непотребствами. Я был глуповат и делал то, что делали мои друзья, то есть накуривался, воровал в магазинах, вламывался в заброшенные здания и всякое такое. – Конор виновато на меня смотрит. Даже стыдливо. – Я был тем еще поганцем, честное слово.

По его лицу видно, что он боится, что я поменяю о нем мнение, пускай и сейчас он здорово изменился.

– Ну, мне кажется, теперь ты уже не «поганец». Думаю, и отчим твой так считает, но если нет – очень жаль. Конор пожимает плечами, и у меня возникает ощущение, что есть еще что-то, чем он не хочет делиться. Его отношения с отчимом – это для него явно большой источник комплексов и расстройств.