
Онлайн книга «Троя. Падение царей»
Многие прыгнули в Скамандер, но продолжали гореть, и крики их были ужасны. Потом вспыхнул второй мост. Прошло всего несколько мгновений — и все четыре моста, единственный для троянцев путь к отступлению, неистово пылали. Ошеломленный этим зрелищем, Одиссей повернулся к Агамемнону. — Твоя работа? — спросил он, но микенский царь покачал головой, не менее удивленный. Они наблюдали, как отчаявшиеся троянцы, запертые между наступающей армией врага и рекой, начали кидаться в быстрый поток, как некоторые помогали переправляться раненым, а другие просто плыли, спасая свою жизнь. Раненых утаскивало под воду и несло к бухте, они были слишком слабы, чтобы бороться с могучим течением. Потом Агамемнон показал на Гектора — тот снова был верхом на великолепном Аресе, и жеребец шагом входил в Скамандер далеко от горящих мостов. Гектор направил коня к середине реки и остановил там; вода пенилась вокруг. Остальные воины Троянской конницы присоединились к нему, приведя своих коней, чтобы остановить их рядом с Аресом и уменьшить напор течения. Вскоре тридцать боевых коней стояли в реке, выдерживая натиск ударяющей в них воды. Всадники имели только щиты, чтобы защитить себя и своих лошадей от стрел и копий врага, и трое верховых упали в Скамандер и были унесены прочь, но большинство твердо стояли, позволяя троянским раненым перебраться через реку в безопасное место. Фригийские лучники побежали вдоль берега, чтобы защитить лошадей дождем стрел, выпущенных в приближающегося врага. Одиссею захотелось разразиться радостным криком, и он улыбнулся про себя, увидев гневное лицо Агамемнона. — Гектор жив, — прошипел микенский царь. — Неужели никто не может его убить? — Он напал на целую армию и все-таки выжил, — со счастливым видом сказал Одиссей. — Вот почему Гектор — это Гектор, а мы — цари, которые просто стоят тут и наблюдают. Сытый по горло обществом Агамемнона, Одиссей заковылял в сторону поля боя, тяжело припадая на раненую ногу. Теперь на поле появились носильщики, забиравшие раненых. Одиссей увидел, что лекари и хирурги помогают раненым из западных войск, а воины добивают раненых троянцев. Земля была густо перемешана с грязью и кровью, и Одиссей почувствовал, что быстро устает. Потом он увидел знакомого человека: толстый воин в доспехах огромного размера лежал в грязи, прислонившись к боку убитой лошади. Одиссей дотащился до него. Царевич истекал кровью из дюжины ран. — Ну, ну, Одиссей, — слабым сиплым голосом проговорил он, — ты пришел, чтобы меня прикончить? — Нет, Антифон, — ответил царь Итаки, устало присев рядом. — Я просто хотел поговорить со старым другом. — А мы с тобой разве друзья? — спросил царевич. Одиссей пожал плечами. — Сейчас друзья. Завтра будет другой день. — Завтра я буду мертв, Одиссей. Это день моей смерти, — Антифон показал на рану в боку, из которой лилась на землю темная кровь. — Тощий человек уже бы умер. Царь Итаки кивнул. — Что случилось с мостами? — спросил он. Антифон сердито нахмурился, его бледное лицо слегка потемнело. — Этот дурак, мой отец. Приам втайне велел Орлам поджечь мосты, если наши войска начнут отступать. Он говорит: троянцы не отступают. Одиссей почувствовал отвращение. — Теперь он окончательно спятил? — спросил он, потрясенный безжалостной жестокостью троянского царя к своим войскам. — Порой трудно отличить безумие от хладнокровной жестокости. Антифон попытался сесть, но был слишком слаб и снова соскользнул на землю. Одиссей увидел, что поток крови, текущей из его раны, стал меньше. Он знал, что царевичу недолго осталось жить. — Царь жесток и эгоистичен, как всегда, — вздохнул Антифон. — Порой у него мутится в голове. Мы думаем, это из-за вина, потому что он почти не ест. Потом ему в голову приходят безумные идеи, такие, как эта. Гектор просто не обращает на них внимания. Но это… — он указал в сторону реки. — Приам все еще хитер, как видишь. Он не сказал об этом никому, кроме своих Орлов. А те покончат с собой, стоит ему отдать приказ. К ним подошел микенский воин с мечом, красным от крови, выискивающий раненых врагов. Одиссей махнул ему, веля уходить. Антифон некоторое время молчал, и Одиссей подумал, что он уже умер. Потом богатырь сказал с отчаянием в голосе: — Троя падет. Ее нельзя спасти. Одиссей печально кивнул. — Агамемнон победит, и город падет. Как только мы достигнем великих стен, город будет осажден, это только вопрос времени. И тогда найдется предатель. Предатель всегда находится. — Я думал, что Троя простоит тысячу лет, — слабым голосом сказал Антифон. — Было пророчество… Одиссей раздраженно ответил: — Всегда есть какое-то пророчество. Я не верю в пророчества, Антифон. Через тысячу лет Золотой город превратится в прах, стены его разрушатся, и дикие цветы будут расти там, где когда-то стоял дворец Приама. Антифон слабо улыбнулся: — Это как раз похоже на пророчество, Одиссей. Царь наклонился к нему: — Но Троя не умрет, Антифон. Я тебе обещаю. Ее история не будет забыта. В его голове уже сплеталась история о гневе воина и смерти героя. Теперь глаза царевича закрылись. Он прошептал: — Я был предателем… И умер. Одиссей устало поднялся. Он увидел, что воин, которого он отослал прочь, нашел другого троянца, жестоко израненного, неспособного спастись. Микенец пронзил его прямо в сердце, потом двинулся дальше. Увидев лежащего ничком в грязи молодого человека, он пошел к нему. Одиссей увидел, что у юноши рыжие волосы и на нем нет доспехов. Одна рука его слабо шевелилась, как будто он пытался перевернуться. Когда микенский воин поднял меч, Одиссей сказал: — Стой! Тот помедлил, с сомнением посмотрев на царя. — Он один из моих людей, воин. Ты ведь знаешь меня? — Ты Одиссей, царь Итаки. Все тебя знают. Воин опустил меч и двинулся прочь. Мальчик был облеплен грязью и кровью и, похоже, получил сильный удар по голове. Одиссей опустился рядом с ним на колени и помог ему перевернуться на спину. — Ксандер! Никак не ожидал увидеть тебя здесь, — сказал Одиссей. — Снова геройствуешь, парень? Ксандер внезапно очнулся и обнаружил, что лежит на песчаном берегу и уже наступил вечер. Он слышал шум волн, разбивающихся о скалы, отдаленный звук арф и флейт и тихие голоса неподалеку. — Лежи тихо, дурак, — сказал глубокий голос, — и дай ране зажить. Она могла задеть жизненно важные органы. |