Онлайн книга «Нечестивый Консульт»
|
В какофонию криков, усложняя её грохочущий напев, вторглись полосы рёва. – Что там случилось? – спросила Мимара. Борющийся с рассвирепевшим ветром Акхеймион удостоил её лишь мимолётного взгляда. – Твой отчим, – ответил он дрожащим голосом. * * * Так близко. Пройас думал о девушках с сутулыми плечами и смелыми глазами, об остром вкусе перчинок, раздавленных зубами при поедании запечённых в меду перепелов, о пыли, поднятой пританцовывающими ногами жрецов Юкана. Он думал о детях, беседующих с великими властителями в соседней комнате и не подозревающих о том, что родители слушают их. Он думал о клубящихся над ним облаках – хрустяще-белых на бледной синеве неба. И безмолвных… безмолвных… безмолвных… Он думал о любви. Боль не столько ослабла, сколько разрослась в нечто чересчур невероятное, чтобы он способен был её ощутить, а её укусы теперь казались ему чем-то вроде скользящих по коже шариков. Лишь мухи по-настоящему досаждали ему. Поверхность земли под ним вращалась сперва налево, затем направо, хотя он и не мог понять отчего, ибо в воздухе не ощущалось ни дуновения. Может, это какое-то напряжение внутри самой верёвки? Некое несовершенство… Он чувствовал какой-то дряблый груз, свисающий с его костей… груз его собственного мяса. Такого холодного по сути своей… И такого горячего на ощупь. Чем дольше он размышлял о неровной поверхности – там внизу, тем в большей степени размышление это становилось выводом. В какой-то миг ему почудилось, что он увидел Акхеймиона, стоящего прямо под его крутящимся телом, или некую его обезумевшую и состарившуюся ипостась – согбенные плечи, покрытые гниющими шкурами. Пройас даже улыбнулся этому видению, прохрипев: – Акка. Хотя в грудь его при этом будто бы вонзилось множество острых ножей. Затем привидевшийся ему образ исчез и остался лишь тот самый вывод. Он нашёл блаженство в дремоте. Затем он понял, что его тащат вверх. Он и не подозревал об этом, пока не увидел зеумского юношу – своего товарища по несчастью, друга сына Харвила – болтающимся где-то внизу. Раскаяние пронзило его ударом меча. Рывок за рывком он поднимался к вершине утёса, вращаясь в оранжевых лучах вечернего солнца на своей конопляной верёвке. Он очнулся, когда его тело перевалилось через торчащий каменной губой выступ, и внезапно осознал, что сила, с которой орудовал вытянувший его человек, всё это время выдавала его… Вопияла о его нечеловеческой природе. Облачённая в белое фигура, заклеймённая трупными пятнами декапитантов, приблизилась к нему, сияя ореолами вокруг головы и рук. А затем была жёсткая, усыпанная камнями поверхность… и тёплая вода, омывающая его лицо, освежающая прохладой, утоляющая жажду. – Взгляни… – произнёс любимый – невзирая ни на что по-прежнему любимый им – голос. – Взгляни на Голготтерат. И Пройас, устремив свой взгляд сквозь пустоши Шигогли, увидел колоссальные, вздымающиеся к небу Рога, касающиеся своими изгибами пылающего шара солнца, тлеющего яркими отблесками в их полированном золоте. – Зачем? – прохрипел он. – Зачем ты заставляешь меня на это смотреть? Ему не нужно было поворачивать голову, дабы понять, что Аспект-Император колеблется. Голготтерат стал его ликом. – Я не уверен… чем я ближе, тем сильней разрастается тьма. Сглотнув слюну, Пройас почувствовал в горле дикую боль, но на его лице сейчас было написано одно лишь смятение. Этот день, казалось, разделил всю его жизнь на до и после. – Ты попросил меня… попросил сотворить все эти мерзости. – Да. Чтобы совершить невозможное, тебе необходимо было содеять немыслимое. Провести подобное воинство так далеко через земли настолько опасные… Ты сотворил чудо, Пройас. Какое-то время экзальт-генерал тихо рыдал. – Ты был нужен мне слабым… – объяснил его Господин. – Будучи сильным, ты стал бы искать альтернативы, любые возможности, которые позволили бы тебе избежать действий настолько чудовищных. – Нет! Нет! Будь я сильным, тебе было бы достаточно лишь отдать мне приказ! И во имя твоё я совершил бы любые злодеяния! Сокрушённый вздох. – Подобное тщеславие присуще всем людям, не так ли? Оно всеобще. Полагать, что им известны все их поступки – все до единого, и прошлые и будущие… Нет, старый друг. Я прозреваю тебя глубже, чем ты способен понять. Ты бы отказался выполнить подобный приказ, решив, что я испытываю тебя. И если бы ты не сомневался во мне, если бы считал меня благим, то ты стал бы сомневаться в моём приказе. Вот почему я опроверг твои убеждения. Чтобы суметь принять подобное средство, тебе следовало быть неверующим. Только уничтожив твою веру, я мог точно знать, что ты непременно потянешься к ближайшей дубине, что, бросая свои счётные палочки, ты всегда будешь принимать решение, основывающееся на голоде. Голготтерат… Даже будучи так далеко, он тем не менее подавлял, преобладал, господствовал, пробуждая в душе некую первооснову, саму сущность первозданной тревоги. – Но тогда… зачем обличать и позорить меня? Возлюбленное лицо даже не дрогнуло. – Затем, что твоя жизнь – цена миллионов жизней… в том числе жизней Мирамис, Тайлы, Ксинема. Пройас закрыл глаза, из которых текли горячие слёзы, – в равной мере слёзы облегчения и обиды. – Как это? Как… моё обвинение… может изменить… хоть что-то? – Оно исцелит сердца тех, кому предстоит продолжить сражаться. Даст мне воинов, которые бьются, будучи возрождёнными. Стая устремившихся на юг гусей миновала простёршееся над ним небо, растянувшись какой-то загадочной руной. – Так я спасён? Или я… сам себя… п-проклял? Анасуримбор Келлхус пожал плечами. – Я не пророк. Другой Пройас зашипел сквозь зубы, ибо унижение стёрло меж ними все границы и все различия. – Лжец! – Семена были брошены, а я лишь говорю, какие из зёрен прорастут. В этом я не отличаюсь от любого Пророка. – Враньё! Ложь и обман – всё до последнего слова! – Правда… – молвила тень Аспект-Императора голосом, казалось, тоже пожимавшим плечами. – Ложь… Для дунианина всё это не более чем инструменты, два ключа к двум различным областям Мира. Скажи мне, что, по-твоему, лучше: правда, означающая гибель человечества, или ложь, ведущая к его спасению? Низвергнутый экзальт-генерал сплюнул кровь изо рта. – Тогда почему бы не солгать и сейчас? Почему бы не сказать: «Пройас, твоя душа исполнилась ныне самой наиблагословеннейшей благодати! Ты будешь пировать в чертогах Героев и возлежать с девственницами в Священном Чалахалле!»? |