Книга Малахольный экстрасенс, страница 56 – Анатолий Дроздов

— Что происходит, Михаил Иванович? — закричала с порога. — Мои все здоровы. Рефлексы в норме, конечности подвижны, можно выписывать.

— Вот и займитесь, — посоветовал я.

— Но как?.. Восемнадцать детей! За два часа! Раньше дни уходили.

— Няма таго, што раньш было, — ответил я словами из популярной песни и подмигнул. — Выходим на высокую орбиту, Людмила Григорьевна.

Она изумленно посмотрела на меня, но сказать ничего не успела — в ординаторскую ворвался второй врач, Константин Семенович, в обиходе просто Костик.

— Михаил Иванович!.. — он не завершил фразу, задохнувшись от чувств.

— Дети здоровы, рефлексы в норме, можно выписывать, — завершил за него я. — Все нормально, Константин. У меня новые способности открылись. Теперь двинем очередь. В свете изменившихся обстоятельств полагаю, следует отказаться от госпитализации детей и перейти к амбулаторному приему.

— А мы? — в один голос спросили врачи.

— Как без вас, — успокоил я. — Первичный прием, заполнение карточек, окончательное обследование исцеленных — работы хватит. Возможно, придется людей набирать. Поговорю с главным врачом.

Не успел сказать, как позвонила секретарша Терещенко и передала приглашение главного зайти. Отправился. Успокоил Яковлевича, сообщив ему о новых перспективах. По загоревшимся глазам понял, что теперь можно не волноваться. Защищая нас, ляжет на амбразуру. А то! Думает, я не знаю о «благодарностях» от больных? Ага! Приезжают в Минск родители из Грузии, платят в кассу 500 рублей, и на этом все? Или из Армении… Как я к этому отношусь? Спокойно. Яковлевича предупредил: бедных раздевать нельзя, а богатые могут раскошелиться. Мне хватает — на счету кооператива четверть миллиона рублей. В любой момент могу снять сколько захочу. Только тратить деньги не на что, а через пару лет они превратятся в труху.

После Яковлевича меня потащили в Красный уголок. Там собрался штаб восстания: председатель профкома, члены комитета, секретарь комсомольской организации. Меня познакомили с обстановкой, сообщили о принятых мерах и заверили, что милиции не отдадут.

— Спасибо, товарищи! — поблагодарил я. — А теперь вопрос: сколько в клинике людей? Тех, что не должны быть по работе?

— Где-то полторы сотни человек, — сообщил председатель профкома. — К персоналу присоединились родители детей. Не хотят уезжать, хотя мы уговаривали.

— Их кормили?

— Обращались к Терещенко, — вздохнул председатель. — Запретил брать продукты со склада. Дескать, только для больных. Что до нас, то здесь не держит. Голодные могут отправляться по домам. Бутербродами перекусили, но холодильники пусты.

— Решим вопрос, — сказал я и отправился в ординаторскую. Там достал из портфеля общую тетрадь, полистал, нашел нужный номер и сел к телефону.

— Слушаю, — отозвался абонент.

— Здравствуйте, Тимофей Ильич, — поприветствовал его я. — Мурашко беспокоит. Есть возможность помочь вашей беде.

— Это правда, Михаил Иванович? — голос его дрогнул. — Вы же говорили…

— Обстоятельства изменились, — сообщил я. — Согласны?

— Да! — поспешил он.

— Приезжайте прямо сейчас.

— Понял, — тон голоса в трубке сменился на деловой. — Что с меня?

— Здесь полторы сотни голодных людей. Накормить нужно. Слышали про события в клинике?

— Все «голоса» трубят, — хмыкнул он. — Ждите, скоро буду.

— Подъезжайте к центральному входу, — сообщил я. — Во двор не получится — ворота заблокированы.

Не прошло часа, как перед клиникой остановилась «волга» и грузовик-фургон. Из легковушки вышел Тимофей Ильич и заспешил ко мне.

— В грузовике сало, колбаса, хлеб, тушенка, — сообщил, пожав руку. — У вас есть пищеблок?

— Разумеется, — кивнул я.

— Два мешка гречки прихватил, сварите себе кашу. Ну, и еще кое-что.

Услыхав про гречку, члены забастовочного комитета за моей спиной шумно выдохнули. Жуткий дефицит в СССР!

— Разгрузите, товарищи! — сказал им. — Идемте, Тимофей Ильич!

Я отвел директора торга в процедурную, где уложил на кушетку, попросив снять пиджак с рубашкой и майку. По уму не требовалось, но зачем светить возможностями? Взял стул, присел рядом, маскируясь, положил руку на живот. Что у нас? В наличии цирроз печени — профессиональная болезнь руководящих товарищей. Пьют много. Стадия не терминальная, но уже на грани. Налицо асцит — скопление жидкости в брюшной полости. Выглядит директор — краше в гроб кладут. Кожа на лице серая, черты лица заострились. В прошлой раз, осмотрев Ильича, я развел руками — не в моих силах. Почему не попытаться теперь? Мужик смелый, продукты подогнал, не побоялся. Хотя ему уже все равно…

— Лежите смирно! — велел я. — Будет неприятно.

Повозился. Печень исцелять пришлось слоями, вся не поддавалась. Я словно вытеснял здоровой тканью фиброзные узлы, затем опускался ниже и повторял. Так компьютерный томограф препарирует орган, выкладывая на экран проекции слоев. Только я еще исцелял. Завершив с печенью, поправил пациенту сердечко — износилось. Встал.

— Вот и все, Тимофей Ильич! Жидкость в брюшной полости уберет хирург, возможно, рассосется сама. Остальное в порядке.

Он сел и посмотрел на меня. А ведь не узнать: кожа порозовела, черты лица словно мясом обросли. Другой человек.

— Хм! — он встал и прошелся по процедурной. — Как двадцать лет сбросил. Михаил Иванович, вы кудесник! Что с меня? Ничего не пожалею!

— Не рассказывайте никому, — попросил я. — Этого хватит. За остальное расплатились.

— Спасибо! — он горячо потряс мне руку и стал одеваться.

«Водочкой не увлекайтесь», — хотел добавить я, но промолчал. Бесполезно. Даже в двадцать первом веке при лечении цирроза главное убедить пациента отказаться от спиртного или хотя бы сократить дозу. Не всегда получается…

Проводив Ильича, я отправился в столовую — хотелось есть. Надеюсь, выделят целителю миску каши. Открыв дверь, замер в изумлении. За составленными столами сидели люди — врачи, сестры, санитарки, подсобные рабочие вперемешку. На столах — тарелки с нарезанными колбасой, салом, хлебом. И… бутылки с водкой. Блядь, она откуда?

— Михаил Иванович! — подскочил ко мне председатель профкома. — Хорошо, что вы пришли — хотели посылать. Без вас не начинали.

— Водку где взяли? — спросил я.

— Так в машине была, — пожал он плечами. — Пять ящиков.

Это сто бутылок. Ну, Ильч! Удружил…

— А еще две большие коробки с сигаретами, — добавил председатель. — Курильщикам раздали. Они в восторге. Проходите, Михаил Иванович! Вот ваше место, — он указал на стул во главе стола. — Сейчас кашу подадут.

Блядь! Ну, и что делать? Ладно. Если не можешь событие предотвратить, остается возглавить. Я прошел к указанному месту и опустился на стул. Председатель профкома взял бутылку, сорвал пробку-бескозырку и набулькал мне в стакан до половины.