
Онлайн книга «Оседлавший Бурю»
Барстед был выжжен дотла. Никто так и не узнал, что стало с женщинами и детьми, пережившими два предыдущих нашествия. Но Мулграв говорил с разведчиком, побывавшим на пепелище, и тот рассказал, что видел. Повсюду лежали обгоревшие трупы. Выкинув из головы горькие мысли, фехтовальщик пошел дальше, срезая путь переулками и темными двориками. Заворчала чуть живая от голода собака, но он не обернулся, и облезлая псина продолжила прерванное занятие — грызть обледеневшую дохлую крысу. Переходя горбатый мост, Мулграв остановился посмотреть на скованную льдом речушку. Чуть ниже по течению, накрывшись одеялами, несколько человек с удочками сидели перед полыньями. Фехтовальщик двинулся дальше и тут же поскользнулся на спуске. Впереди показалась церковь, старое здание с покосившимся шпилем. Разговоры о том, чтобы поправить шпиль, велись давно, а Мулграву все и так нравилось. Чтобы посмотреть на церковь, он снова остановился. Несколько бревен на северной стене надломились, отчего все здание опасно перекосило, и теперь оно скорее напоминало шляпу волшебника. Кумушки судачили, что церковь скоро рухнет, но Мулграв, непонятно почему, не хотел в это верить. Перекошенный шпиль одним своим видом низвергал несгибаемость и прямолинейность варлийцев, которые должен был увековечивать, и это согревало сердце фехтовальщика. Прямо за церковью стоял крытый соломой домик Эрмала Стэндфаста. Над высокой трубой курился дымок. Мулграв добрался до входа, с трудом открыл занесенную снегом дверь и вошел внутрь. Некогда полный священник сидел у камина, прикрыв лысый затылок вязаной шапочкой и накинув на плечи одеяло в черно-белую клетку. Он улыбнулся Мулграву, который снял плащ и потопал ногами по лежавшему под дверью тростниковому коврику. — Скоро станет теплее, — сказал Эрмал. — Весна идет. — Что-то она не торопится, — ответил Мулграв, сбросив овчинную безрукавку. Фехтовальщик подставил стул к камину и сел, протянув к огню руки. — Как твое плечо? — Почти зажило, — ответил Мулграв. — Все еще ноет, когда холодно. — Неудивительно. Сколько тебе лет? — неожиданно спросил Эрмал. Мулграв задумался от неожиданности. — Тридцать четыре… почти тридцать пять, — наконец сообразил он. — После сорока будет ныть в любую погоду. — Воодушевил — слов нет. — Попади пуля на два дюйма ниже, — рассмеялся Эрмал Стэндфаст, — и у тебя ничего бы уже не болело. Дюйм влево — и ты бы лишился руки. Учись быть благодарным боли, Мулграв. Она — напоминание, что ты еще жив. Готов вернуться в свой полк? — Нет, хотя ненадолго придется. Я собираюсь просить Гэза об отставке. — Но мне казалось, — удивился Эрмал, — что ты незаурядный солдат. Зачем отказываться от своего призвания? — Убийство не должно быть призванием. — Вот в чем дело?.. Серый Призрак расстроится. Когда он принес тебя сюда, то назвал лучшим другом. Два дня не отходил от твоей постели. Мулграва укололо чувство вины. — Гэз меня поймет. Я видел слишком много смертей. Ты когда-нибудь бывал на поле брани после битвы? — К счастью, нет. — Однажды Люден Макс сказал, что проигранная битва — худшее зрелище в мире. В списке перед ним идет выигранная битва. — Цитируешь предводителя врагов? — У меня нет врагов, — покачал головой фехтовальщик. — Просто я хочу уйти… — Он замолк, задумавшись. — Домой? — подсказал Эрмал. — У меня нет дома, — снова покачал головой Мулграв. — Там, где я родился, больше никто не живет. — Где твоя семья? Секунду Мулграв не отвечал, глядя на пляшущие языки пламени. — Я родом из Шелсана, — признался он. Эрмал внутренне содрогнулся и осенил себя знаком древа. — Как тебе удалось выжить? — спросил он. — Тебе тогда было девять… от силы десять лет. — Я гостил в холмах у старика-пасечника, помогал ему варить медовый напиток. Мы видели все, что там произошло. Потом старик увел меня в горы. — Мулграв взял обгорелую кочергу и разворошил угли в камине. — Единственное место, которое я могу называть домом, — на севере, горы Кэр-Друах. Там хорошо, легкий воздух, честные люди. Мне всегда нравились местные жители. Эрмал встал. — У меня осталось немного ячменного отвара с медом. Я его разогрею. Мулграв сел поудобнее и закрыл глаза. Разливаясь по всей руке, в левом плече пульсировала боль. Кончики пальцев слегка покалывало. В последнем бою ему очень повезло. Когда их стали осыпать картечью, первым залпом разорвало Тоби Вайнера слева. Его лицо превратилось в кровавое месиво. Второй залп снес правый фланг. Мулграв получил лишь одну пулю, Гэз Макон — ни одной: огромный серый мерин неуязвимого генерала как ни в чем не бывало гарцевал на линии огня. Атака конницы разбила ряды вражеских канониров, и те попытались отступить. Конники Гэза ринулись в погоню. Мулграв подстегнул коня, но тот рухнул, всадника выкинуло из седла, и только тогда фехтовальщик понял, что летевшие в него осколки приняло на себя животное. Небольшая и, казалось бы, несерьезная рана загноилась. Два дня спустя Мулграв впал в беспамятство. В себя он пришел в этом доме. Эрмал Стэндфаст рассказал, что его сначала отнесли к полевому хирургу, который лишь пожал плечами и сказал: «Он не протянет и недели. Рана слишком запущена». Но Гэз Макон ничего не желал слышать, и, когда ему рассказали о лекаре, живущем в Шелдинге, в тридцати милях от лагеря, приказал отправить фехтовальщика туда. Мулграв плохо помнил дорогу в Шелдинг. На память приходила только жгучая боль, мимолетные облака, проносившиеся высоко по далекому небу, и обрывки разговора: — Он умирает, господин. Но Гэз Макон отвечал: — Он не умрет, я этого не позволю, — и они ехали дальше. Повозку подбрасывало на ухабах. Больше Мулграв не помнил ничего. Вернулся Эрмал с парой глиняных кружек в руках, протянул одну другу и снова занял место у камина. — Так что ты решил, дружище? — Ничего. — Ты лишился веры в свое дело? — Какой еще веры? — пожал плечами Мулграв и протер слипающиеся глаза. Уже которую неделю ему не удавалось выспаться. Во сне поджидали кошмары, и фехтовальщик по нескольку раз за ночь просыпался с криком боли, злости или отчаяния. — Говорят, короля избирает Исток, — назидательно сказал Эрмал, прервав тяжкие мысли. — Значит, те, кто воюет за короля, исполняют волю Истока. Неужели это не стоит веры? — В это верят только те, кто не видел королевских Искупителей за работой. — О жестокости солдат тоже ходит немало слухов, — нервно ответил священник. Мулграв поднял глаза и заметил страх в глазах друга. |