Книга Оседлавший Бурю, страница 36 – Дэвид Геммел

— Нет. Она больше не является.

— Поэтому ты до сих пор остаешься солдатом?

— Гэз Макон мой друг, — покачал головой фехтовальщик. — Сейчас его нельзя бросить.

— Дружба накладывает обязательства, — согласился Эрмал.

— Мне показалось, или ты не закончил мысль? — поинтересовался Мулграв.

— Человек должен следовать зову души. Отвращение к убийству вселил в тебя еще Шелсан. К тому же что-то зовет тебя.

— Да, знаю. — Сказав это, Мулграв допил свой травяной отвар и приготовился уйти. — Тебе что-нибудь нужно?

— Я всем доволен, друг мой, — улыбнулся Эрмал. — Впрочем, если тебе в руки попадет еще одна бутылка яблочного бренди, я не откажусь разделить его с тобой.

За двадцать два года жизни Гэз Макон редко бывал по-настоящему счастлив. Его детство прошло в угрюмых стенах замка Эльдакр, под присмотром Мойдарта. Ни сверстников, ни игрушек, чтобы развеяться. Отрочество было немногим лучше. Один день невероятного счастья, когда его отправили в школу, закончился тем, что Мойдарт увидел, как Гэз этому рад, и нанял учителей, чтобы мальчик занимался в замке.

От тоски спасали только книги. Книги уносили за тысячи миль от бездушного Эльдакра, переносили назад во времени: во времена легендарного полководца Джасарея, Железных Волков Коннавара, Бэйна — короля битв. Гэз старался не слишком демонстративно упиваться чтением, иначе Мойдарт лишил бы его и этой радости.

Лишь два человека дарили ему счастье, один — учитель, другой — солдат. Мулграв, призванный в Эльдакр, чтобы обучить Гэза военному искусству: верховой езде, фехтованию, стрельбе из пистолета и лука, первым осветил тоскливую жизнь мальчика. Фехтовальщик быстро понял, насколько суров Мойдарт к сыну, поэтому их дружба оставалась в тайне. Никогда они не выказывали друг к другу чрезмерной привязанности, особенно при свидетелях. Но во время верховых прогулок Гэз всегда имел возможность выговориться другу.

Вторым человеком, повлиявшим на Гэза, был учитель Алтерит Шаддлер, преподававший историю и арифметику и тайком привозивший в Эльдакр стихи, а также книги с выдуманными историями, где персонажи говорили друг с другом, как будто находились в одной комнате с читателем. Эти «романы», как называл их Алтерит, бальзамом лились на иссушенную душу мальчика, глотавшего их от корки до корки. Из них он узнавал о том, чего так недоставало в его жизни: о чести и доблести, о дружбе и любви.

Сейчас Гэз боялся и думать о том, во что он превратился бы, не будь у него в детстве этих, пусть выдуманных, героев, на которых можно было равняться. Все равно ему приходилось сдерживать в себе жестокость. Приказ повесить стрелка, потерявшего винтовку Эмберли, он до сих пор не мог простить себе. Одно мгновение ярости, один необдуманный приказ, и человека не стало. Такое наследие оставил сыну Мойдарт.

Никто не знал, как Гэзу хотелось выстрелить Ферсону прямо в лицо, чтобы его череп разлетелся осколками, и бессильное тело обрушилось на землю. Гэз вздохнул. Ему было стыдно того грубого удовольствия, которое приносила сама мысль об убийстве.

— Я слишком похож на тебя, отец, — прошептал он.

Как он ждал того дня, когда ему исполнится двадцать один, он станет совершеннолетним и сможет вырваться из пут Мойдарта в новую, свободную, счастливую жизнь! И вот, год спустя, он с тяжелым сердцем стоял в чужом пустом доме, в полном одиночестве.

Гэз знал, как Мулграву хотелось уйти с войны, знал, что только дружба удерживала его здесь.

«Будь я настоящим другом, — подумал Гэз, — я отпустил бы его. Пожелал бы счастья и забыть поскорее это безумие».

Потому что кругом творилось истинное безумие. Теперь у Гэза не осталось в этом ни малейших сомнений. Счет погибших шел на тысячи, но никто не вслушивался в их крики, и только земля впитывала в себя все новую кровь. Ради чего все? Ради тщеславия короля и парочки амбициозных придворных? Гэз попытался отбросить эти мысли. Он подошел к окну и приоткрыл его, позволив холодному ночному воздуху просочиться в освещенную камином комнату. На западе маячили темные контуры холмов. За ними — армия Людена Макса. Его солдаты тоже укрываются на ночь от холода, тоже пьют и бегают за юбками, тоже чистят ружья и возносят благодарственные молитвы за перемирие, дающее шанс протянуть существование еще на несколько недель.

Невдалеке виднелись две черные фигуры, они разговаривали. Кто-то из них заметил наблюдавшего генерала, и они скрылись в ночной тени. На свету появились трое патрульных. Гэз узнал Тайбарда Джакела, которому едва не отказал, когда тот пришел записываться в добровольцы, и мысленно улыбнулся. Когда-то в Старых Холмах Джакел с двумя приятелями напали на парнишку-риганта, и только появление Гэза и Мулграва помешало им зарезать его.

Когда Джакел подошел к сидевшему за столом Гэзу, тот нахмурился и сказал:

— Я вас знаю.

— Да, сир, — ответил Джакел. — Я перед вами в долгу.

— Почему это?

— Вы помешали мне совершить то, о чем я жалел бы всю оставшуюся жизнь.

— Что стало с тем парнишкой? Его, кажется, звали Ринг?

— Кэлин Ринг, сир. Он ушел на север.

— Вы все еще враги?

— Нет, сир. Мы стали друзьями.

— Ну, хорошо. Распишитесь здесь.

Это воспоминание заставило Гэза улыбнуться. Тайбард Джакел стал образцовым солдатом, на которого всегда можно было положиться, и лучшим стрелком, которого Гэз когда-либо видел. В состязаниях по стрельбе стоя он оставался всего лишь одним из лучших, но в полевых условиях ему не было равных. Мулграв, тоже великолепный стрелок, называл это «упреждающим прицеливанием», то есть стрельбой не по цели, а по точке, в которую цель успеет переместиться, пока летит пуля. Это требовало невероятной реакции и быстроты мысли.

Конечно, вряд ли Джакел до сих пор хранит золотую пулю. Солдаты обычно с невероятной быстротой растранжиривают все, что попадает в их руки, а оплетенная серебром золотая пуля стоила больше двухмесячного жалованья.

Патруль скрылся за углом, и Гэз снова ощутил свое одиночество. Мулграв сейчас, наверное, с Эрмалом Стэндфастом, наслаждается травяным отваром у камина. Алтерит Шаддлер давно спит у себя в Старых Холмах. А Мойдарт… Перед глазами Гэза предстали ястребиные черты его лица.

Наверное, пытает кого-нибудь у себя в подземелье, подумал он и тут же пожалел о недостойной мысли. Мойдарт скорее всего тоже спит. Гэз помнил только один случай, когда Мойдарт лично запытал человека до смерти — это произошло много лет назад, после неудавшегося покушения на его жизнь. Крики несчастного до сих пор звучали в памяти Гэза.

Мысль о покушении вернула его к дуэли и Ферсону. Мулграв был прав: Ледяной Кай ненавидит Гэза. В том, что его пистолет приказали не заряжать, Гэз не сомневался с того самого момента, как взял свой пистолет и сам положил в него пулю. Лицо Ферсона предало его, в одно мгновение все его бахвальство испарилось, сменившись диким ужасом. Пистолеты заряжали рядовые Искупители, они не взяли бы на себя смерть генерала. Нет, за дуэлью стоял Винтерборн.