Книга Мой ненастоящий, страница 4 – Джина Шэй

Вот только Владислав Ветров — не какой-нибудь эпатажный рокер, способный прирезать кого-то своими длиннющими черными когтями. Рядом с этим человеком неуместны вызывающие прозрачные платья. Лана должна это понимать, она хоть и истеричная, но все-таки — свое место вроде бы осознает. По крайней мере, скандалы, подобные сегодняшнему, происходили и раньше. Её Ветров прощал.

А вот всех прочих, кто стал, так сказать, «причиной» для скандала… Им везло меньше.

— Я думаю, это — то, что нужно, — хмыкает Владислав Каримович и отходит к окну, — можешь выдохнуть, Маргаритка.

Выдохнуть.

К сожалению, это не просто насмешливое выражение одобрения, а констатация факта.

За все то время, что он стоял рядом, я не сделала ни единого вдоха. Уже мушки перед глазами мелькать начали.

Ладно, была не была…

— Владислав Каримович, мне жаль, что с цветами вышла такая нестыковка. Давайте я позвоню Лане Викторовне, сомневаюсь, что она ушла далеко.

Ну, не за полчаса до начала приема в честь её помолвки, так ведь?

Лана, конечно, та еще фифа, но не дура же!

Наверняка сидит где-нибудь в ресторане неподалеку, точит ноготочки, пьет какой-нибудь супермодный фиточай и ждет, пока женишок приедет за ней — закинуть на плечо и оттащить куда нужно. А она во время «доставки» выбьет себе кольцо на десяток карат покрупнее и новые туфельки.

Нет, я не придираюсь, я просто неплохо успела понять модель поведения Ланы Михальчук за эти несколько месяцев в роли личной ассистентки Ветрова. Она своего не упустит. А мой босс — ей не отказывает. Должны же быть у завидного холостяка какие-то длинноногие слабости, так?

Вот он и оплачивает налоги, на ноги Ланы, на её размер груди.

— Чистосердечное признание смягчает вину, так ты думаешь, Маргаритка?

— Я думаю, в любой сложной ситуации можно найти выход, который устроит всех, — я нервно улыбаюсь, радуясь, что он не видит моего лица.

— Выход… — тон моего босса снова смягчается, поскольку его мысли явно ускользают в сторону от меня, — выход, разумеется, можно найти.

Боже, да неужели у меня есть надежда?

Если он сейчас отвлечется на мысли о Лане — возможно, я и выживу. И даже останусь при своем месте.

— Так я могу позвонить Лане Викторовне? — я боюсь прозвучать слишком обрадованной этим внезапным светом в конце тоннеля.

Владислав Каримович снова поворачивается ко мне лицом, с минуту смотрит на меня, изучая и взвешивая. Вот-вот сейчас и будет подписан мой приговор. Я замираю…

— Пятнадцати минут тебе хватит?

— На что? — мои пальцы аж белеют, до того сильно я вцепилась в планшет. На звонок? Но зачем тут пятнадцать минут, его невесте нужно столько извинений?

А если сейчас он скажет: «Чтоб собрать вещи…» — боже… Как не разрыдаться прямо у него на глазах?

— Переодеться, — спокойно отвечает Владислав Каримович, не вынимая рук из карманов брюк, — в конце концов, вечеринка вот-вот начнется. Мы, конечно, можем опоздать, но не слишком сильно.

— Переодеться? — повторяю я, пытаясь понять, о чем он ведет речь. — Во что?

— В это, — босс кивает мне на роскошное синее платье, лежащее на его столе.

— Я не понимаю…

— Русский язык не понимаешь? Переодевайся, Маргаритка, моя невеста не может явиться на нашу с ней помолвку в чем попало.

Невеста? Он точно ничего не перепутал? Может, это я что-то перепутала? Может, это у меня от нервов крыша поехала? Или, может, у него?

— Вы с ума сошли? Шутите? — я щиплю себя за запястье, но проснуться не получается.

— Я предельно серьезен, Маргаритка, — мужчина поправляет запонки на рукавах рубашки, — сейчас ты наденешь это платье, мы спустимся в ресторан, и там я сделаю тебе предложение руки, сердца и всей этой прочей бредятины. И ты, разумеется, согласишься выйти за меня замуж. Поняла?

— А если не соглашусь? — в горле пересыхает. Это так похоже на бред, на какой-то непонятный кошмар, но увы мне — это моя реальность.

— Окажешься на улице, — холодно улыбается Владислав Каримович, — как тебе идея остаться без работы?

Плохо. Очень плохо… 

— Итак, давай я проговорю условия нашей задачи, так чтобы ты их точно поняла, Маргаритка, — Владислав Каримович говорит так спокойно, невозмутимо, как будто сейчас не происходит ничего аномального, — у тебя пятнадцать минут. Я выйду из этого кабинета и сяду на диванчик в приемной, почитать журнальчик. Если ты выйдешь не в этом платье — значит, ты отказываешься и я подписываю приказ на твое увольнение за халатность. Отправляешься искать другую хорошую работу при полном отсутствии связей и хорошей характеристики. Выйдешь в платье — и твои перспективы окажутся куда более радужны.

— Владислав Каримович, вы с ума сошли?

У него же есть невеста. Девушка. Любовница. Да плевать, кто ему Лана, она у него есть, так что ему нужно от меня?

— Твое время пошло, — он поднимается из своего кресла и широким шагом проходит мимо меня, обдавая терпким и пряным ароматом своего парфюма. В самые первые дни работы в его агентстве я чертовски балдела от этого запаха. Это потом выяснилось, что характер у нашего директора тот еще, и лучше к нему не принюхиваться. Так. На всякий случай…

Он выходит, оставляя меня одну. Наедине с этим чертовым платьем. Мой взгляд цепляется за ножницы с длинными черными ручками, лежащие на его столе. Боже, как искусительно-то… Искромсать это платье в клочья, чтобы лоскутки во все стороны летели!

Нет, нет, этак я не только без характеристики уйду, но еще и без расчета, вычтенным за «нанесение убытков». Я ведь помню, сколько оно стоит…

Боже, что за ситуация. Как я в неё вляпалась?

М-мать! Мать-мать-мать!

Сивому не объяснишь, что меня уволили, не попросишь о кредитных каникулах. Он сказал, сколько ему денег надо в месяц, и его не волнует, как я их буду приносить.

Не приносить — не вариант.

Я даже кредитный платеж могу просрочить, а вот платеж Сивому — ни в коем случае.

Однажды я не пришла. Всего один раз. Решила что все, баста, хватит с меня, пусть отвалит. Меня приволокли к нему уже через день — двое громил среди бела дня, запихнули в багажник, в котором я задыхалась часа четыре, в панике и ужасе. Вынули меня, только когда приехали, швырнули под ноги Сивому, так и не развязав стянутых скотчем рук.

Господи, как мне было тогда страшно — не описать. Когда Сивый смотрел на меня, медленно прокручивая в пальцах ручку. Бледный, неприятный, с блеклыми рыбьими глазами. Старым он не был, однако испытывать к нему хоть даже симпатию без литра водки было сложно.

— Как вы себя чувствуете, Риточка? — я никогда не думала, что обычный, скучающий тон может звучать так жутко. — Не заболели?