Книга Инквизитор. Вассал и господин, страница 69 – Борис Конофальский

— Эй, — наконец крикнул он солдатам, когда плот отплыл уже далеко, — чего стали, ищите новые колья, ставить сеть будем, когда сержант приплывет.

— Так они нам сеть порвали, сеть дырява, — отвечал ему один из солдат.

— Для нашей рыбы подойдет, — отвечал он им. — Ищите колья.

* * *

Рыбы и вправду ловилось совсем немного, не то что у браконьеров, но вечером проверили оставшиеся сети и набрали щук и судаков на одну коптильню. Запалили ее, уже ближе к сумеркам по берегу пополз удивительный запах копченой рыбы, и все было хорошо.

Они уже все сети проверили, рыбу, что осталась, выпотрошили и посолили, поели. Солнце уже садиться начало. Волков уже в палатку к себе собирался, как вдруг солдат один закричал и стал указывать рукой вниз по течению. И кавалер увидал, как по берегу идет четверка лошадей, и ведет ее мужик-конюх. А за лошадями тянется толстая веревка, к которой привязана баржа. Конюх как солдат увидал, так стал останавливаться.

— Кто такие? — спросил у него кавалер.

А болван только головой мотал да на баржу оглядывался. И тогда с баржи закричали:

— Я Якоб Кронерхаузен, купец из славной земли Фринланд, иду к себе, а вы кто?

— Я господин Эшбахта, божий рыцарь Фолькоф. Не хочешь ли пристать к берегу, купец, у нас ужин поспел?

— Честь вам и уважение, господин Эшбахт. Но буду плыть, пока темнеть не начнет, хочу завтра дома быть до вечера.

— Хорошо, но постойте немного, у нас там сети, — кричал ему кавалер, — сержант, помогите купцу пройти через сети.

Вообще-то Волков собирался и с этими господами поближе пообщаться, купцы — дело доходное, но сначала нужно было решить вопрос с плотами. Нельзя все сразу делать, так и надорваться можно, поэтому он был милостив и вежлив.

Вскоре лошади прошли через их лагерь, и баржа проплыла вверх по реке. А тут и ночь пришла.

* * *

А утром, когда солдаты снова стали проверять сети, из-за острова показалась лодка с людьми, сначала солдаты браться за оружие стали, но как пригляделись, так успокоились, в лодке был всего один при железе, остальные мирные были. И было их трое.

И плыли они к ним.

— Ну, вот и настоящая рыба пошла, кажется, — сказал Волков, вглядываясь в приближающуюся лодку, и потребовал у Максимилиана одежду и оружие.

Толстяка Вальдсдорфа среди них не было, были другие. Один был уже стар, лицом спесив и богат, сам в мехах, все пальцы в перстнях, другие моложе, но тоже заносчивы. Волкову они имена свои говорили скороговоркой, словно одолжение делали. А он так учтив с ним был.

— Не желаете ли рыбы копченой? — спросил он прибывших господ.

— Не за тем мы здесь, — старик пождал серые губы свои. — Хотим мы занять, отчего вы вздумали нашим людям препятствия чинить?

— Так не чиню я им препятствий, коли они по своей стороне плоты свои гонять будут. А у себя я здесь рыбу ловлю для людишек своих. Какие же от меня препятствия, если я на своей реке, на своем берегу рыбу себе ловлю.

— Мы испокон веков тут плоты спускаем, — заговорил другой, тот, что с бородавкой на губе.

— Так что же, теперь по своему берегу сплавляйте, — невозмутимо сказал кавалер. — Я к вам не лезу, и вы сети мои не тревожьте. Так будет нам мир и любовь.

Говоря так, он уже знал, что теперь ему грозить будут. И оказался прав.

— Нет, никак мира не будет, если вы так бесчестно с нами поступаете, — заговорил третий с пафосом и угрозой в голосе.

— Помилуйте, в чем же бесчестье ваше, если я прошу на своей стороне реки, у своего берега сети мои не рушить? Неужто вы будете мне воспрещать рыбу ловить?

— Нет, не будем, но мы просим вас нам не досаждать, — сухо сказал старик, — и плотам нашим предпястий не чинить, быть соседом добрым, не то и до железа дойти может.

Тут Волков глаза на него поднял, и смотря на него хладно, сказал ему смиренно:

— Не я разговор про железо затеял, но раз уж вы начали, то скажу вам, я и людишки мои железа не боимся, всю жизнь при железе были. Коли угодно вам, так будем железом баловаться. Тогда буду я ваши плоты у реки ловить и себе брать, а ваших людей за выкуп отдавать. А если с войском придете, так поднимусь и уйду во Фридланд, к архиепископу. Он не выдаст. А когда ваше войско уйдет, так я опять к вам наведуюсь. И опять буду плоты ваши себе брать.

— Ах, так вы разбойник! — вскричал тот, что с бородавкой.

— Так кокой же я разбойник, это вы меня на моей земле железом увещевать стали. Вы сюда со склокой пришли, вместо соседской дружбы! Хотите людей моих последнего хлеба лишить. И чтобы склоку не длить, прошу вас полюбовно не рушить нашего соседства, дайте нам пропитание со скудной земли нашей, — четко выговаривал слова кавалер.

Он знал, что подходит решающая минута и сейчас заговорит старик.

— Что же вы хотите от нас? — спросил спесивый старик.

— Так, если любви между нами быть, то прошу я немногого, дайте людям моим пропитание, на хлеб и бобы только.

— Так говорите же, чего желаете?

— Лишнего не хочу от вас, — сказал Волков почти умоляюще, даже руки как при молитве сложил, — прошу только один талер с плота, что будет по моей воде проходить.

Говорил, а сам видел, как наливаются гневом праведным и такие недобрые лица приплывших людей.

— Что? — вскричал один из них.

— Да вы, господин Эшбахт, разбойник! — крикнул тот, что был с бородавкой.

— Не будет такого, — сказал старик, но без злобы, скорее задумчиво.

— Никогда мы за то не платили, и впредь платить не будем!

— Слыханное ли это дело!

— Мы уходим, — сказал старик и пошел к лодке.

Остальные пошли за ним.

— Прощайте, господа, буду ждать вестей от вас, — со всем радушием, на которое был способен, крикнул им Волков.

Никто из господ даже не обернулся, не ответил ему.

И сержант Жанзуан, и все солдаты, слышавшие разговор, стояли ошарашенные, а Максимилиан спросил чуть ошарашено:

— Кавалер, неужто воевать будем?

— Отчего же воевать? — спросил у него Волков.

— Так господа эти пугали войной, злы ушли!

Волков поморщился и сказал с презрением:

— Будь то люди благородные, так может и пошли бы на войну из чести, а это купчишки, сволочь. Побежали считаться. Сейчас сядут считать, что дороже: платить или драться. Драться для них дороже будет, я с них не многого прошу. Поэтому побегут жаловаться, а когда не поможет, будут торговаться, чтобы еще дешевле отделаться.

Говорил он это, усмехаясь, тем солдат и сержанта успокоил, а Максимилиана, кажется, огорчил, тому очень хоть какой-нибудь войны хотелось.