
Онлайн книга «Башмаки на флагах. Том 3. Графиня фон Мален»
— Это всё вина крепкие, дамы могут и охмелеть, — предупредил виночерпий. — То и надобно, — отвечал кавалер. — Впрочем, поставь то, что любят дамы. Тут он увидал ещё одного человека. Он был в летах, в хорошей одежде, с большой плоской шкатулкой под мышкой. И низко кланялся генералу. — А это кто? Может, лекарь какой? — спросил тот у Габелькната. — То ювелир, Шнейдер. Мы дозволяем ему тут у нас торговать. — Ювелир торгует в купальне? — удивился кавалер и спросил у Шнейдера: — Неужто у тебя тут что-то покупают? — Так иногда случается, господин генерал, — снова кланялся ему ювелир и при этом улыбался. После кавалера провели в большую залу с неглубоким бассейном и множеством ванн, деревянных и каменных. У бассейна уже был накрыт богатый стол. И за ним уже сидели четыре дамы. — Я же просил больше женщин, — произнёс Волков негромко, внимательно разглядывая дам. — Не волнуйтесь, сеньор, будет больше, не все ещё приехали, — обещал Габелькнат. И вправду, тут же в зал вошли ещё две девы в замысловатых головных уборах, и даже это были не все, пока генерал знакомился с красавицами, пришла ещё одна, а пока все рассаживались, впорхнули в залу ещё две. Совсем молодые девицы лет пятнадцати-шестнадцати. — Сабин, а где же ваша вечная подруга Эльвира? — воскликнул Габелькнат, вставая и приглашая опоздавших за стол. — Ах, простите нас за опоздание, господа, — отвечала бойкая и вправду юная блондинка Сабин, — ждали, когда стемнеет, чтобы сбежать из дома, а Эльвиру, подругу нашу, схватил отец, он у неё строг, думаю, достанется ей, будет ей косы драть. Но ничего, вот я вам, господа, привела новенькую. Это Сусанна. Давно меня просила взять её в купальни. Такая же юная и такая же красивая, только тёмненькая, Сусанна покраснела. Впрочем, Габелькнат не соврал, дамы были действительно хороши, ни рыхлых, ни тощих, ни рябых не было, всё были женщины красивые, одна к одной, как на подбор. И красоты они были самой разной, и лет самых разных. От совсем юных, как изящная и лёгкая Сабин, и до умудрённых опытом, солидных тридцатилетних матрон. А тут и музыка заиграла, лакеи понесли горячие кушанья на столы, стали разливать вино. Умный господин Фейлинг, вспоминая пиры в военных лагерях, на которых он бывал, даром, что был тут самый молодой, встал и предложил тост за генерала. Сказал пить до дна. И все выпили тост за генерала до дна, слуги тут же налили всем ещё. Дамы и господа стали брать себе еду, а одна очень, очень приятная госпожа, которую звали Эмилия, встаёт и, подойдя к господину Фейлингу, что сидел по левую руку от генерала, весьма бесцеремонно его просит: — Уступите мне место, юный господин. Будьте добры. Она скорее повелевает, чем просит, но делает это с очаровательной улыбкой. Конечно же, тот уступает ей, уступает безмолвно, ещё бы, она в матери ему при случае сгодилась бы, а она, садясь на его место, улыбается теперь Волкову, берёт нож, вилку, отрезает от большого куска на блюде тонкий ломоть мяса и, укладывая его Волкову в тарелку, произносит просяще: — Дозвольте мне быть вашей прислугой сегодня, господин генерал, о большем и не прошу. — Почту за честь иметь таких служанок, — отвечает кавалер, разглядывая даму. Она и вправду очень собой хороша, тугой лиф платья не может скрыть её прелестей, кожа на лице чиста, зубы ровны, ручки ловки. Она без разрешения берёт его бокал и отпивает из него: — Ах, у вас тоже белое, господин генерал. — Это токайское, — отвечает он, совсем не злясь на красавицу из-за её своеволия. Ему это даже нравится. — А будут ли певцы? — спрашивает ещё одна дама. — Да-да, — кричит, вскакивая со стула, юная Сабин. — Хочется песен! — Габелькнат, певцы будут? — спрашивает Волков. — Непременно, — отвечает тот, — сейчас распоряжусь. Когда он проходит мимо, Волков хватает его за рукав: — А отчего Румениге так мрачен? Не пьёт ничего, с дамами молчит. Габелькнат склоняется к уху генерала и шепчет: — Он скорбит из-за бесчестья. — Что? Из-за какого ещё бесчестья? — Эмилия Вайсберг, — продолжает Габелькнат, косясь на красавицу, что сидела подле генерала, — родственница его, жена покойного его дяди. Он считает, что она позорит его фамилию. — Ах вот оно что? — Да, он не ожидал её тут увидеть. Вот и бесится, дурень. Ничего, выпьет, так дамы его развеселят. Волков усмехнулся, а музыканты уже играли всем известную и всеми любимую песню про любовь. Вперёд, к столу, вышел тонконогий певец и стал петь высоким, звонким голосом. Дамы притихли, умиляясь словам песни и чувственному голосу, а Эмилия Вайсберг, слушая певца, — ничего, что мрачный родственник рядом, — взяла кавалера за руку. А как песня кончилась, шумная и молодая Сабин снова вскочила, выпила залпом полный бокал вина до дна и закричала: — Господа, отчего же мы не купаемся? Ванны свободны, бассейн тоже, воды и простыней вдоволь, я хочу купаться, а ну-ка, Сусанна, помоги снять платье! Она вылезла из-за стола и стала разоблачаться, а подруга её, румяная и чернобровая, стала ей в том ловко помогать. И полминуты не прошло, как изящная и юная Сабин осталась в прозрачной насквозь нижней рубахе, с распущенными волосами. Приплясывая под жадными взглядами молодых господ и недобрым взглядом госпожи Эмилии Вайсберг, подбежала к генералу и, схватив его за руку, заговорила весело: — Пойдёмте, господин мой, купаться. Ванны горячие, невозможно как хороши. Её рубашка так тонка, что почти ничего не скрывает, тело её молодое так и влечёт к себе мужские взгляды. — Да подождите вы, — смеялся кавалер, вылезая из-за стола, — какая вы, право, неугомонная. Не полезу же я в воду в одежде! — А я вам помогу разоблачиться, — тут же говорит Сабин. И склоняется пред ним: — Давайте я помогу вам снять туфли. — А я помогу чулки, — кидается к нему темноволосая Сусанна, тоже уже почти разоблачившаяся. Волков смеётся и соглашается. Играет весёлая музыка. Другие гости тоже выходят из-за столов, тоже начинают раздеваться, причём дамы раздеваются быстрее молодых господ. Те ещё сидят, краснея, за столом, а красавицы, одна другой помогая, распускают шнуровки на корсетах и, заголяя ноги, стягивают чулки. А слуги несут всем простыни и кувшины с вином к бассейну, к ваннам. А девы, разоблачаясь, даже не уходят за ширмы и тела свои прекрасные едва прячут в простыни, прежде чем погружать их в горячие воды. А погрузив, так простыни те бросают за безнадобностью. И плещутся в воде в своей естественной красоте. Волков выпивает ещё токайского и радуется. Две дамы, сами уже разоблачившись, теперь помогают раздеться и ему и смеются тем звонким смехом, которым обычно смеются молодые красавицы, что о стыде позабыли. |