Онлайн книга «Совдетство»
|
– Эй, американец! – тонким противным голосом окликнул меня «морячок». – Суши весла, разговор есть! – Сюда иди, фофан! – хриплым басом приказал «второгодник». От страха я ощутил в теле звенящую невесомость. Кругом, как назло, не было ни души. Двор точно вымер. Я сделал вид, будто не услышал окрика, и прибавил шагу, чтобы проскочить в спасительный бабушкин подъезд. Но не тут-то было! Они встали и вроде бы вразвалочку, на самом деле быстро двинулись мне наперерез, причем щуплый очутился точно передо мной, а «второгодник» сзади. На ногах у них были спортивные полукеды – в таких ходят на тренировки. – Куда канаем? – поинтересовался «морячок», играя ножом. Я почувствовал холод под ложечкой, постепенно распространявшийся по всему телу, и машинально сказал глупейшую правду: – К бабушке… – К бабушке? А что в корзиночке, внучек? – передразнил «второгодник» и больно ткнул меня пряжкой в бок. – Ого, маска! – воскликнул хилый. – В Яузе нырять собрался? Поможем. В кульке что? – Сухой корм для рыбок. – Корм? Фу! А в коробочке? – Желатин. – Параша. Деньги есть, фазан? – Нет, – почти не соврал я. «Морячок» хлопнул меня по карманам и, услышав предательский звон мелочи, нехорошо ухмыльнулся: – Есть монета! – За вранье отдельно ответишь. Лупари покажь! – приказал «второгодник». – Это не мои… – пересохшими губами прошептал я. – Догадливый, уже не твои! – Он рывком снял с меня очки и нацепил на себя. – Ну как мне, Серый? – Класс! Ну ты, Корень, прямо вечерней лошадью из Чикаго! Твой размерчик! – хохотнул хилый. – Да и курточка, сдается мне, тоже не твоя, внучек? Дай-ка померить! Я, беспомощно щурясь от ядовитого солнечного света, начал прыгающими пальцами расстегивать пуговицы, когда за спиной послышалось знакомое тарахтение: со стороны Буденновского городка в переулок медленно въехал желто-синий милицейский мотоцикл с коляской, а за рулем сидел наш родной участковый Антонов и бдительно озирал окрестности. – Атас, – тихо предупредил «второгодник». – Одно слово легавому скажешь, от бабушки не выйдешь! – дохнув на меня табачной гнилью, процедил «морячок» и спрятал финку. Здоровяк мгновенно вернул очки на мой вспотевший от ужаса нос. В следующее мгновение шпану как ветром сдуло. Они молниеносно, в один прыжок, перемахнули забор и затерялись между сараями, обросшими высокой крапивой. Я остался стоять столбом, чувствуя во всем теле – от ступней до макушки – позорную дрожь. Меня так трясло, что очки соскользнули с мокрой переносицы – я едва успел их поймать. Мотоцикл, ныряя в выбоины с дождевой водой, свернул во двор и затормозил рядом. Антонов посмотрел на меня с сомнением, потом все-таки узнал и сурово улыбнулся железными зубами: – Знакомые лица! Ты же Полуяков с маргаринового общежития, вроде бы так? – Д-да… – Юра? – Ага… – Сын Лидии Ильиничны? – Да-а-а… – А чего весь дрожишь? – Не дрожу… – Ладно, допустим. А здесь что делаешь? Места не для прогулок. – К бабушке иду. – Ну, чистая – Красная шапочка. Только вместо корзинки авоська. И что от тебя эти шалопаи хотели? – Ничего. – Допустим. А вырядился-то, как на Первое мая! Или у бабушки сегодня день рожденья? – Н-нет… Просто мы с мамой в «Детский мир» ходили… – Вижу! Балуют тебя родители. Цени! Вторая попытка. Чего от тебя эта шпана хотела? – Ничего. – А не врешь? – Нет. Честно! Просто поговорили… – О чем? – О… разном… вообще… – А если вообще, почему тогда вибрируешь? Поговорили… За такие разговоры в колонию отправляют. Ты их раньше видел? – Нет. – И как зовут – не знаешь? – Не знаю. – Точно? – Точно… – Грозили? – Нет. – Ясно. – А вы разве теперь здесь работаете? – Там же я, где и раньше. Смежник приболел. Погнался за такой же шпаной и в больницу попал. Попросили меня за его участком пока приглядеть. Может, тебя домой отвезти, парень? – Спасибо, мне еще в парикмахерскую… – Ну ты в разнос сегодня пошел! Ладно, думаю, тебя они больше не тронут. Но смотри, если что… Где опорный пункт, знаешь? – Знаю. – Какой у бабушки подъезд? – Второй. – А квартира? – Двенадцатая. – Это куда малахольный пацан все время «Скорую помощь» вызывает? – Ага… – Вот беда-то! Шагай! Обожду, пока в парадную зайдешь. Я на ватных ногах направился к двери, с ужасом сердца подозревая, что мои враги притаились за дверью и набросятся на меня, едва я войду, но там никого не оказалось. Кстати, подъезд у бабушки Ани на редкость чистый и аккуратный, даже удивительно для такого бандитского места: ни одной черной сосульки на потолке, ни единой неприличной надписи на стене, кроме: «Ленка + Колька = любовь». Только кошками здесь пахнет, как и везде. Дойдя до площадки между вторым и третьим этажами, я присел на крапчатый подоконник, чтобы дождаться, пока утихнет дрожь в коленях, и внимательно сверху осмотрел окрестности: хулиганы, чуть не ограбившие меня, кажется, исчезли. Про то, чем могла закончиться встреча с местной шпаной, я старался не думать, но воображение упорно подсовывало самые жуткие картины. Вот я вхожу в комнату, и Лида смотрит на меня с обиженным изумлением: – Сынок, а где же новая курточка? – Продал за три сольдо, – деревянным, как у Буратино, голосом отвечаю я. – Шутишь? – Да уж какие шутки… – На Чешихе раздели? – догадывается, играя желваками, Тимофеич. – Какой же ты мужик после этого? Средь бела дня! Спасибо, портки оставили! Где эти гоп-стопники на тебя наехали? Найду и разделаю, как бог черепаху! – Они все с ножами ходят! – пугается Лида. – И мы не с зубочисткой! – Не пущу-у-у! – Она, раскинув руки, заслоняет собой дверной проем. А может, вместо бокса заняться борьбой? На втором этаже церкви, над боксерами, как раз секция самбо, это так и расшифровывается: самооборона без оружия. То что надо! Гуляю, как обычно, по Чешихе. Подкатывают ко мне два таких же субчика, одного я кидаю через бедро, а у второго, специальным приемчиком выбив финку, заламываю за спину руку, и он, изнывая от боли, униженно молит: «Сдаюсь, больше так не буду…» То-то! |