Книга Рубиновая корона, страница 50 – Валентина Гордова

И запуганные до врождённой бледности жители этого удивительного местечка.

С нашим появлением улицы погрузились в безмолвие, а через несколько мгновений полностью опустели. Сложилось впечатление, что местные жители попросту спрятались… от нас.

Искренне удивившись, я перевела взгляд на адептов, намереваясь спросить их о странностях местных, но слова застряли в горле, а язык намертво прилип к нёбу.

Весёлые, местами доброжелательные, открытые ребята словно скинули с себя маски, превратившись в гордых, высокомерных, открыто презирающих всё вокруг наглецов.

Теперь они держали спины ровнее, высоко задирали подбородки и с налётом надменного превосходства окидывали ленивыми взглядами вывески и витрины, решая, какое заведение они озарят своим появлением.

Самое неприятное, что и Кайл, и Ева, и даже Вильмар выглядели не лучше, а последний, поймав мой потрясённый взгляд, быстро подошёл, наклонился к моему лицу и ответил на вопрос, большими мигающими буквами написанный на моём лбу:

— Они просто люди, Саша. Не маги. Покажи им слабину — и словишь нож в спину.

— Вил! — Позвал кто-то из парней.

— Пойдёшь с нами? — Даже не обернувшись, спросил друг у меня.

А получив отрицательный ответ, наградил последним тяжёлым взглядом, развернулся и ушёл к двум ожидающим его парням, обернувшись ещё раза три.

Как-то так вышло, что уже через несколько минут я осталась на улице одна. Все разошлись по городу, который, похоже, хорошо знали, и в этот момент я особенно остро почувствовала себя лишней.

Но в целом я не имела ничего против того, чтобы прогуляться по городу в одиночестве. Я шла, куда мне хотелось, в таком темпе, какой был для меня комфортным, и не нужно было подстраиваться под чей-то шаг и подбирать слова для разговора. Зато можно было от души наговориться с самой собой.

И я перекладывала воспоминания, как книги на полке, с заботой и любовью откладывая те, что были связаны с моей семьёй.

Не понимаю, почему, но только сейчас, чувствуя, как ветер кусает за щёки, мысли о семье словно вынырнули из липкого сиропа и яркими картинками заплясали перед глазами. Как будто я на время просто… забыла о них. Забыла о своей семье.

И я брела, спотыкаясь о торчащие камни, но даже не пытаясь поднимать ноги выше, и думала о своих родных.

О маме с живыми эмоциями и любовью к своей семье столь сильной, что она, как огненная стена, сметала любые преграды.

О заботливом, понимающем, любящем папе, который всегда был для меня эталоном настоящей мужественности и благородства.

О несносных старших братьях, тех ещё шутниках, частенько портящих мне жизнь.

Я бы многое отдала, чтобы увидеться с ними.

И я искренне не понимала, почему вспомнила о них только сейчас, а до этого в последний раз — когда мы с лордом Араэдером шли по лесу.

И только сейчас я ощутила эту тянущую, напитанную отчаянием боль внутри, словно в моей груди пробили дыру, через которую в открытый космос унёсся весь кислород.

Меня начало морозить даже сквозь плотную ткань плаща, в которую я невольно закуталась сильнее.

Что-то не так.

Со мной и моим разумом.

Есть что-то, что глушит мои воспоминания о доме и семье. Что-то такое, что не позволяет мне скучать, не позволяет даже вспоминать о них.

И это что-то находится в Академии, потому что, стоит мне покинуть её пределы, воспоминания стремительно возвращаются. И пусть, что мне удалось проверить это лишь дважды, сомнений всё равно не было.

С этим обязательно нужно будет разобраться.

А пока же я достала из сумки список необходимых вещей и, пропустив книги, прочла:

Помимо всего прочего требуется:

Самописчее перо, три штуки

Обычные писчие перья, три штуки

Чернила чёрные

Тетради по одной на каждый предмет

Набор пространственных кристаллов, тридцать штук

Прорицательное зеркало

Также администрация Академии напоминает о том, что заводить живых домашних животных строго воспрещается.

Тетради, перья и чернила у нас были, но я решила, что не будет лишним закупить ещё. На запас. Неизвестно, когда в следующий раз удастся выбрать в город.

Оглядевшись, я не нашла ничего, что могло бы мне помочь, и побрела вглубь города, вверх холма. Пришлось пройти три улицы и совершить три поворота на сто восемьдесят градусов, прежде чем взгляд упал на большое железное перо на вывеске.

«Письменные принадлежности», — гласила скромная медная надпись.

Вывеска, покачиваясь на ветру, резала слух громким скрипом давно не смазываемых петель.

Помявшись на каменной дороге, являющейся главной и единственной и не предназначенной для поездок верхом, я поспешила войти внутрь.

Неожиданно тяжёлая дверь поддалась с неохотой, медленно, царапая доски пола, отодвинулась, и я проскользнула в образовавшуюся щель, нырнув в душный полумрак.

Здесь пахло старостью, пылью и протёкшими чернилами, но, не смотря на запах и тёмную атмосферу, лавка выглядела довольно ухоженной. Чистый деревянный пол, выставленные буквой П прилавки, неприметная дверь напротив входа, из которой неслышно, словно тень, выступила высокая очень худая женщина.

На ней было тёмное платье простого покроя, с воротом и рукавами, закрывающими руки до самых пальчиков. На голове красовался странного вида убор, похожий на чепец, волосы спрятаны под ним так тщательно и надёжно, что не было никакой возможности узнать, какого они цвета.

Женщина лет сорока покорно замерла, опустив взгляд в пол, сжав подрагивающие пальцы перед собой и, кажется, даже не дыша.

— Добрый день, — за то, чтобы быть вежливым, по голове не бьют.

Но работающая в лавке женщина на моё простое приветствие отреагировала откровенно неадекватно. Вздрогнув всем телом, она издала беззвучный вскрик, расширила глаза, но не осмелилась поднять на меня взгляд.

А после и вовсе напряжённо замерла с таким выражением лица, словно прощалась с жизнью.

Не став терзать её неизвестностью, я подошла, остановившись в шаге от разделяющего нас прилавка, сверилась со списком и озвучила то, за чем пришла, в конце добавив, что всё это мне требуется в трёх экземплярах.

Молча, даже дыша беззвучно, она натурально превратилась в тень, заметавшуюся по лавке.

Уже через три минуты на прилавке передо мной стоял бумажный пакет со свёрнутыми краями и фирменным чернильным знаком на боку — пушистое перо, кончик которого вырисовывал две изящные заглавные буквы п.

— Сколько с меня? — Спросила, запуская руку в сумку в поисках мешочков с монетами.

Женщина всё же бросила взгляд мне в глаза — удивлённый, даже изумлённый, но в глубине бледных, словно выцветших на солнце глаз я увидела и кое-что ещё.