Книга Нормальных семей не бывает, страница 7 – Дуглас Коупленд

— Уэйд.

— Сестричка.

Они расцеловались и заговорили о семье. Уэйд ничего не знал о последних семейных новостях и мог только со все возрастающей скоростью глотать спиртное, слушая Сарин рассказ о подробностях развода родителей, о третьей попытке Брайана покончить с собой и о ее выдающихся научных достижениях.

— А как у тебя с Хауи?

— С Хауи? Прекрасно.

Последовала пауза, которую Уэйд воспринял как сигнал к тому, что больше этой темы касаться не стоит. Вместо этого он спросил, чем она занималась в последнее время по работе.

— Ну, на прошлой неделе я налетала свой двухсотый час на параболическом летательном аппарате в условиях пониженной гравитации. А еще совершала глубоководные погружения в специальном костюме, чтобы подготовиться к выходу в открытый космос.

— Правда?

— Это входит в мои служебные обязанности.

Сара сделала небольшой глоток тоника.

— Пару месяцев назад мама сказала, что теперь ты можешь быть командиром военного самолета.

— Она так сказала?

— Так это верно?

— Да, но в твоем пересказе это звучит слишком напыщенно. У самой меня такое ощущение, что я работаю парковщицей на стоянке НАСА.

Ошеломленный подвигами Сары, Уэйд потер лоб.

— Знаешь, брат, — сказала Сара, — заниматься всем этим не такое уж большое дело, как может показаться.

— Да ну?

— Понимаешь, Уэйд, мне кажется, что-то делать проще, чем ничего не делать.

— Правильно.

Повисла пауза — им легче было позвякивать кубиками льда в стакане, чем говорить. Потом Сара спросила Уэйда, чем занимается он, голосом, в котором, как ему показалось, с трудом скрывались покровительственные нотки; Уэйд солгал, сказав, что работает программистом. Ему казалось, что это звучит красиво. Сара задала ему какой-то простенький вопрос про компьютерные языки, и Уэйд понял, что попался; впрочем, допытываться Сара не стала.

— Ну ладно, говорю правду. У меня имеется что-то вроде... доброй мамочки.

— Что ж, по крайней мере это больше на тебя похоже, Уэйд. Почему ты так нетерпим к себе? Ни в ком другом этой черты нет. Да и не было. Я никогда в тебе этого не понимала. Ты сам свой худший враг.

— Моя жизнь — сплошная шутка, Сара. Я рожден разочаровывать людей. И мне даже безразлично, когда я становлюсь безразличен людям. И я ухожу, ухожу, не оставляя за собой следов.

— Твоя жизнь не шутка, Уэйд.

— Тогда что?

Сара уже собиралась было ответить на вопрос, но перед ними предстал университетский преподаватель в шапочке и мантии и увлек ее за собой. Когда она ушла, Уэйду потребовалось моментальное успокоительное. Он заказал три водки со льдом и начал погружение в недельный запой, цель которого состояла в том, чтобы окончательно погасить в себе сознание. Вот как прошла его последняя встреча с кем-то из родственников.

Перед посадкой стюардесса взяла у него пустую пивную банку. Через час, около двух дня, когда мелкий дождик моросил над стоянкой, Уэйд закатился в свое старое излюбленное место — «Авалон».

Зайдя в бар, Уэйд заметил миловидную блондинку, которая строила гримаски в стиле старлеток 50-х годов перед зеркальцем пудреницы. Он, сам того не желая, рассмеялся и так же, с помощью пантомимы, отреагировал: «Вы меня?» Блондинка шаловливо погрозила ему в зеркальце пальчиком. Уэйд вплотную придвинулся к ней, на что она сказала:

— Сплошные бабники в этом городе.

— И кинозвезды.

— Что ты имеешь против нас — тружениц сцены и экрана?

— Извините, что помешал вам наводить красоту.

Блондинка громко защелкнула пудреницу и повернулась к Уэйду:

— А ты знаешь, что у меня целых две строчки в художественном фильме, который снимали сегодня утром?

— О, еще раз прошу прощения. И что это за художественный фильм?

Блондинка положила руки к нему на колени и, глядя прямо в глаза, сказала:

— Жуткое дерьмо для какой-то вшивой американской кабельной компании. Не против, если я глотну твоего виски?

— Вперед.

Блондинка одним глотком опрокинула в себя рюмку.

— Живешь здесь?

— Раньше жил.

— А где теперь?

— В Лас-Вегасе.

— М-м... Здорово. Скажи-ка мне...

— Уэйд.

— Так скажи мне, Уэйд, на что ты подсел?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Правда?

— Ты живешь в Лас-Вегасе, глаза у тебя красные, как у кролика, и я видела, как ты трясся у стойки над своей мелочью вроде Джона К. Барфлая. Ты бреешься нерегулярно, потому что в противном случае кожа у тебя была бы упругая и не было бы — раз, два, три, четыре — пореза на шее. К тому же ты торчишь в пабе посреди рабочего дня и весь трясешься, и алкоголь твоей трясучки не снимает. Вот я и решила что у тебя не одно увлечение, а по меньшей мере два.

— Кис-кис, не будь такой врединой. Давай сосредоточимся на хорошем, на тех шести миллионах антиалкогольных проповедей, что я посетил в своей жизни.

— Хочешь сказать — найдем приятное в твоем положении?

— Угу.

Без лишних слов они поднялись в комнату Уэйда. Два часа спустя блондинка удалилась, записав номер своего сотового телефона на правом большом пальце Уэйда. Она работала декоратором. Приободренный сексом, Уэйд нашел в себе силы позвонить домой. Набрав номер матери, он нарвался на автоответчик: Привет, это Дженет. Меня сейчас нет дома, так что, пожалуйста, оставьте свое сообщение, и я вам мигом перезвоню. Голос был вежливый — таким она разговаривала с фининспекторами и страховыми агентами, но никогда ни с кем из семьи.

Бип.

— Мам, это Уэйд. Да, да, твой первенец. Угадай, откуда я звоню? Из города. Да, все правильно, блудный сын возвращается. Я перезвоню тебе попозже вечером, а может, просто заеду поздороваться. И вот еще что, мам, не стоит оставлять свое имя на этой машине. В мире полно странных типов. До скорого. Целую.

Уэйд повесил трубку. Какой же я все-таки плохой, плохой, плохой сын. Он нашел в справочнике номер отца. Драммонд, Эдвард Б., судя по всему, живет в нескольких милях от Дженет, в Иглридж, несомненно, в одном из этих паршивых домиков на утесах.

— Папа?

— Уэйд? Привет!

— Привет, папуля!

— Уэйд, ты где — погоди, с тобой что-нибудь случилось?

— Нет. Все в порядке. Просто я в городе и думал тебя навестить. Я иногда бываю хороший.