Книга Феникс. Возродиться из пепла, страница 62 – Бекки Чейз

— Улетай, — тяжело дыша, Люцифер смотрит на сестру. — Прямо сейчас.

Знакомую жестокость в голосе дополняют новые пугающие нотки. Он словно сдерживает крик… или нечто иное — на его шее проступают потемневшие вены. Кожа багровеет и трескается как иссушенная почва. В глазах появляются всполохи огня. Одежда дымится, начиная тлеть.

Внутренний демон рвется наружу!

Преображаясь, Люцифер становится похожим на Сатану, разве что оскал не такой безумный, а лицо отдаленно напоминает человеческое.

— Улечу, — кожа Луцианы покрывается черной коркой, подобно обуглившемуся дереву. Взметнувшиеся волосы образуют рога, радужка светится желтым. — И заберу девчонку с собой. В замке любой заключенный с радостью ее обезглавит.

— Что ж, рискни, — Люцифер разворачивается, готовый атаковать.

Опасный. Негодующий. Беспощадный. Я догадывалась, что его вторая сущность окажется страшной, но пугает не лик чудовища, а хищные, звериные движения.

— Пусть мы не можем убить друг друга, — Луциана поудобнее перехватывает кинжал. — Это не помешает хорошенько тебя потрепать.

Вместо ответа Люцифер взмывает под полуразвалившийся купол храма. Луциана кидается за ним. Преследует, догоняет…  и через мгновение они сталкиваются в полете с такой силой, что гудят стены.

От грохота Теонис приходит в себя.

— Иви… — застонав, он пытается подняться. — Ты в порядке?

— Ох, прости, — я отрываю кусок рубашки и суетливо прикладываю к ране на его спине.

Ткань тут же пропитывается кровью — разрубленное крыло не в состоянии регенерировать — просачиваясь сквозь пальцы, она стекает в багровую лужицу на полу.

— Пожалуйста, не шевелись, — я мягко удерживаю Теониса на своих коленях.

Меня душит стыдливое чувство. Он страдает по моей вине, а я не сделала ничего, чтобы облегчить его боль. Нужно помочь! Как угодно!

Еще раз осмотрев рану, я замечаю, что выступающая из лопатки кость вывихнута:

— Ее нужно вправить.

Тогда Теонису не придется тратить силы на бесполезную регенерацию, ведь со смещенным суставом летать невозможно.

От нового удара сверху падает деревянная балка и с громким всплеском погружается в воду.  Следом сваливается несколько увесистых камней — в гневе Луциана не щадит кладку храма  и даже не задумывается, что стены могут не устоять.

Коснувшись спины Теониса, я обхватываю поврежденное крыло.

— Позволишь?

— Я в тебя верю, — кивает он.

Не лжет, не сомневается. Мне бы хоть малую толику этой веры! Стараясь не выдать волнения, я тяну за крыло, но не выходит — руки слишком слабы. Напрягшись, я дергаю еще раз, и еще… и вызываю новый стон Теониса.

От бессилия на глаза наворачиваются слезы.

— Прости, я безнадежна.

— Подожди, — поморщившись, он ведет плечом, проверяя сустав. — Кажется, получилось. Попробуй снять силки — теперь крыло короче.

С удвоенным рвением я принимаюсь стягивать золотые нити.

— Давай же, давай! — от напряжения лицо заливает пот, пальцы болят, но я все же вынуждена сдаться — не хватает сил. — Господи, неужели нет другого способа?

— Есть, — воскрешает надежду Теонис. И тут же хоронит: — Силки можно сжечь адским пламенем.

— Но ведь тогда… сгорят и крылья! 

— Только оперение, — возражает он и, поразмыслив, добавляет: — При условии, что жар будет не очень сильным.

— А если будет?

— Тогда ты просто столкнешь меня вниз, — Теонис кивает в сторону перил. — И вода потушит пламя.

— Уверен? Ведь если я… — закончить не дает звон стекла и нарастающий скрежет.

Со стен рушится лепнина, в воздухе виснет пыль. Мелкая крошка от потрескавшихся фресок засыпает бледное лицо Ромуила. Он больше не хрипит, но, кажется, еще дышит.

— Я должен его спасти! — Теонис не смотрит на отца, но я кожей чувствую тревогу. И душевную боль, которая раздирает на части. — Иви, я знаю, что смогу донести его до лазарета. Просто сожги силки.

Стиснув кулаки, я пытаюсь собраться. Теонис всегда мне помогал. Я просто обязана вернуть этот долг. Потерев ладони, я представляю огненные всполохи. Яркое свечение, треск пламени. Надеюсь, уговариваю,  заставляю поверить, но пальцы по-прежнему холодны.

От ненависти к себе мне хочется кричать. Биться о стены. Царапать камни до крови под ногтями. Я недостойная. Никчемная. Необращенная.

Ненавижу. Ненавижу!

Эмоции сильны, но по-прежнему бесполезны… Неужели Лэм права? И я неверно выбрала чувство?

Лэм сидит на полу, оперевшись спиной о ножку кровати, и сосредоточенно водит ладонями над миской с водой. Как зачарованная я наблюдаю за корочкой льда, которая медленно разрастается вдоль металлического ободка, покрывая его тонким слоем инея.

— Я тебе завидую, — шепот срывается с моих губ неосознанно —  я просто озвучиваю назойливую мысль.

Возможно, во владении оружием мне и удастся показать достойный результат, зато в управлении стихиями я полный ноль.

— Не забывай про адское пламя, — Лэм пытается приободрить. — Научишься его вызывать — и сразу подвинешь нас с Сииной.

Вместо ответа я красноречиво вздыхаю. Мысли о приближающемся отборе все чаще навевают уныние — за все время тренировок я не создала даже искру. 

— Ой, да брось, — отодвинув миску, Лэм поднимается и присаживается рядом на кровать. — Нужно верить в себя.

Она дружески похлопывает меня по плечу.

— Думаешь, я не пыталась? — в отчаянии я закрываю лицо ладонями. — Убеждала, торговалась, шантажировала. Я испробовала все. Мне даже снится чертова схема «представляешь, направляешь, фиксируешь». И ни-че-го. Я бездарна.

— А чем ты питаешь образ?

Я округляю глаза. Почему ни в одной книге нет ни слова об этом?

— Ты хоть слушаешь Данталиона на занятиях? — Лэм театрально прикладывает руку ко лбу, изображая обреченность. — Стихии подобны сильным чувствам. Найдешь свое — сдвинешь горы. Я, к примеру, использую ненависть.

Демонстративно хмурясь, она опускает палец в стоящий рядом стакан с водой, и та практически сразу же замерзает.

От удивления я приоткрываю рот. Все так просто? 

— Чем сильнее концентрация эмоции, тем лучше результат, — Лэм передает стакан мне. — Твоя очередь.

Я делаю глубокий вздох, уговаривая себя настроиться. Просматриваю застывшую воду на свет, подбираю чувство. Что движет мной? Злость? Или… страх?  

— Задействуй грешные мысли, — со смешком подначивает Лэм. — И растопи ими лед.