Книга Калигула, страница 90 – Мария Грация Сильято

Но другие историки отметили, что никто в Риме не возмутился этой насмешкой.

— Люди смеются, — серьёзно сообщил холодный Каллист. — Мои слуги собрали разговоры на площади. Смеются гладиаторы и солдаты, и ты можешь представить себе, Август, их шуточки. Мужчины тебе завидуют. А женщины на рынках говорят, что с такими, как она, иначе и нельзя.

На самом деле в памяти всех всплыла смерть Германика, и в связи с нелюбовью к Пизонам люди безжалостно смаковали эту вульгарную бескровную месть.

— Говорят, что интересно посмотреть, посмеют ли теперь Пизоны показаться на Форуме, — сообщил Каллист, но тут же, не меняя тона, заключил: — А кое-кто говорит, что теперь ты не сможешь оставить Кальпурния Пизона в живых.

На самом деле Кальпурний Пизон и его приспешники в эти семь дней — после унизительного ухода из императорского триклиния — не проявляли на людях своего гнева. Император грубо продемонстрировал, что ничего не забыто и что за его милой юношеской улыбкой скрывается опаснейшая способность притворяться и строить долгосрочные планы. Они увидели, что на кону стоит их жизнь.

Вскоре Каллист смог доложить императору:

— Вот самое потрясающее известие, Август: Кальпурний Пизон и Юний Силан, твой безутешный бывший тесть, вместе с Серторием Макроном снова выудили этого дурачка Гемина, которого выживший из ума Тиберий упомянул в своём завещании.

— Этот паренёк глуп — о чём ему говорить с теми двумя? — вдруг возразил император, но сам же при этих своих словах подумал, что молоденький дурачок, однако же, приходится родным внуком Тиберию.

Мысль быстро расширилась и перешла в ощущение страшной тревоги. Сенаторское голосование, отменившее завещание Тиберия, было напрямую организовано Серторием Макроном, а теперь тот же Макрон разговаривал с Гемином, отвергнутым наследником.

— Юний Силан, — шептал Каллист, и его голос звучал точно так же, как в первый раз в портике на Капри, — старик Силан хочет использовать Гемина в качестве наживки, чтобы увлечь за ним оптиматов, как он устроил это для тебя по соглашению с Макроном, когда ты женился на его дочери.

Император видел, что Каллист говорит с совершенной холодностью, как будто рассказывает отвлечённую историю. Но этим тоном грек обсуждал его жизнь.

«Макрон никому не может быть верным», — подумал Гай Цезарь.

Тревога возросла и перешла в предчувствие смерти.

В эти несколько секунд всё в его душе изменилось, словно какая-то лавина сошла с вершины горы. Неправда, что время страхов миновало: да, он может передвигаться, ходить, отдыхать, как любой другой свободный человек. Но его жизнь стала мишенью. Он ощутил прилив гнева, однако его заботила не своя физическая жизнь.

«Я собираюсь преобразить всю империю, а Макрон покупает женщин, пьянствует с офицерами и разъезжает верхом по Риму, зная, что все дрожат при виде его тени».

— Макрон тут, за дверью, — шепнул Каллист. — Просит принять его. Он заподозрил, о чём я тут говорю.

— Пусть войдёт, — велел император.

Уловив твёрдость в этой короткой фразе, Каллист скользнул к двери.

Серторий Макрон вошёл и без вступления сердито заявил:

— Я же говорил, мы слишком затронули интересы сенаторов. Кальпурний Пизон, Силан и Гемин строят заговор...

Каллист побледнел от удивления, а император спросил себя, кто же сообщил Серторию Макрону о его тайных расследованиях. Но потом подумал, что ещё есть время узнать это. Сейчас было важно, что Макрон своим криком обвиняет других, демонстрируя свою непричастность к заговору. И потому император не обратил внимания на притворный гнев префекта, и ощущение предательства сменилось буйной радостью оттого, что заговор раскрыт. Он ответил:

— Возможно, ты прав. Постараемся успокоить сенаторов. А в отношении тех троих представь мне доказательства.

Доказательства нашлись быстро от осведомителей Каллиста. И немедленно последовал приказ об аресте заговорщиков.

— Но Силану, который уже стар, обеспечьте домашний арест.

Сенаторы послушно начали судебное разбирательство, а изумлённый Рим разделился, обуреваемый противоречивыми чувствами. Но все (через несколько веков будут говорить: правые и левые) предсказывали, что заговорщикам надеяться не на что: с точки зрения римских законов их преступление слишком серьёзно.

Император, как сообщают историки, не пришёл в курию на суд. Фракция популяров воспользовалась случаем и не проявила жалости, а оптиматы в общей растерянности присоединились к обвинению с той же строгостью.

Гордый Юний Силан, как только понял, что партия проиграна и его власть кончена, не стал дожидаться вердикта и закрылся у себя в комнате. Его нашли через несколько часов после самоубийства; он действительно покончил с собой в полном молчании.

— Говорят, что, несмотря на возраст, он сумел сделать это одним движением... — доложил Каллист.

Императору вспомнилось, как Силан хвалил его за чистое греческое произношение, и это было тяжёлое воспоминание. Невозможно, старый сенатор слишком поспешил умереть, так как от мысли, что впервые придётся утвердить смертный приговор, император ощутил глубокую, неожиданную тоску и заявил:

— Сын Германика не платит смертью потомкам убийц своего отца...

И умилённые сенаторы приговорили Кальпурния Пизона к ссылке. Только молодой Гемин не вызвал снисхождения: в его жилах текла кровь Тиберия, эта наследственность, несомненно, сулила участие в последующих заговорах, и смертный приговор был вынесен единодушно.

— Его нельзя помиловать, он не может оставаться в живых, — пуще всех настаивал Серторий Макрон.

Но многие спрашивали себя, почему юноша так неуклюже защищался. Они не знали, что кое-кто приходил во мрак темницы к отчаявшемуся, перепуганному пленнику, замерзающему в этом подземелье, и принёс ему лучших фруктов и тёплое одеяло. А также шепнул, что постарается спасти его. И юноша упрямо молчал, пока клинок палача не опустился на его шею.

На следующий день Каллист закрыл за собой дверь и по секрету сообщил императору:

— Посмотри, Август.

С первого взгляда император узнал угловатый, тяжёлый почерк Сертория Макрона. Этот еле грамотный, но хитрый человек зачем-то отправил одному из своих офицеров письменный приказ: «Посоветуй мальчишке молчать для его же блага». Офицер повиновался Макрону, но потом без лишних слов отнёс записку Каллисту.

— Видишь? — сказал грек, нагнувшись к императору так, что тот ощутил его дыхание. — Макрон послал молодого Гемина на смерть, чтобы этот дурачок не смог разгласить, что его поддержали бы преторианцы.

Как всегда, Каллист был прав. Но с его стороны это была виртуозная операция: молодой внук Тиберия был выведен из игры, опасный Макрон оставил против себя неопровержимые улики, а неизвестный офицер в будущем упрочит своё положение, но будет всю жизнь связан с Каллистом. Звали его Кассий Херея.