— Суппилулиума, — подсказал фараон, вмиг рассердившись на то, что жена напомнила ему о коварном северном властителе.
Аменхетеп повернул голову и стал смотреть на то, как постепенно бледнеют на прохладном мраморном полу оранжевые полосы солнечного света, проникающие сквозь узкие оконные щели.
Неферт молчал, ожидая вопросов от царской четы. Наступила тишина, и было слышно, как неумолчно журчит фонтан в саду, а в оконной щели жужжит пчела. «Солнечные часы наверняка показывают шесть часов вечера», — подумалось жрецу. Обычно он не ошибался. Ему захотелось встать и проверить свою догадку.
— Вот-вот! А почему бы не позвать к нам этого Тесея? — не понимая возникшего вдруг молчания, настаивала царица. — Пусть он возьмёт наших воинов и уничтожит этого Суппи! Я не хочу видеть тебя, мой повелитель, всё время грустным!
Аменхетеп нахмурился. Он не любил, когда при нём восхваляли других правителей. Верховный жрец быстро уловил неприятную перемену в настроении самодержца, почтительно склонил голову, испрашивая разрешения удалиться и боковым зрением ожидая лишь еле заметного кивка повелителя. И он последовал. Неферт поднялся, поблагодарил за угощение и, поклонившись, вышел в сад. Солнечные часы показывали шесть вечера. Верховный жрец надменно поджал губы и улыбнулся. Он вспомнил, что хотел переговорить с фараоном относительно назначения молодого жреца Шуада настоятелем главного храма Амона-Ра — прежний уже стар, а теперь почти ничего не слышит. Он оглянулся и, несмотря на нежелание встречаться с глупым и капризным самодержцем, пересилил себя и вернулся.
Аменхетепа он догнал у дверей его покоев. Фараон любил соснуть после сытного обеда. Увидев снова жреца, он удивился.
— Я забыл решить с вами один вопрос, ваше величество, — заходя следом за царём в спальню, проговорил Неферт. — В наш главный храм Амона-Ра требуется новый настоятель. Прежний стар и часто болеет...
— Я знаю, он питается одной рыбой! — перебил жреца фараон, покоряясь слугам, которые начали переодевать его, дабы приготовить ко сну. — Что можно ждать от человека, который ест одну рыбу? Конечно же, это не работник! А кого ты хочешь?
— У меня есть на примете один молодой жрец, его зовут Шуад, он богат знаниями, исполнителен и ревностно служит мне. Я думаю, ему можно доверять, — Неферт поклонился властителю.
«Нет уже ни одного храма, где бы не сидели его люди!» — усмехнулся про себя Аменхетеп. — Через них, видимо, деньги и стекаются к этому скупцу, который пятый год носит одни и те же стоптанные сандалии. Судя по слухам, он несметно богат, подобно тому же Миносу, хотя живёт, как отшельник, питается скудно и ухватить его не за что...»
Фараон не любил и побаивался Неферта, ибо никогда не знал, что можно от него ждать.
— Поступления от храмов в казну только за два сезона последнего года упали вдвое, — напомнил правитель.
— Вот я и хочу сменить настоятеля, ибо наибольший недобор в казну происходил за счёт нашего главного храма! — тотчас ввернул Неферт. — Потому здесь и нужен молодой и честный жрец!
— Ну хорошо, давайте попробуем вашего честного и молодого, — укладываясь на ложе, зевнул Аменхетеп.
Вбежала обнажённая Ов, юркнула в постель супруга. Верховный жрец низко склонил голову.
Утром прискакал вестник, сообщивший о гибели митаннийского царя Сутарны. Царица Айя с принцессой Нефертити находились уже в Фивах, прибыв сюда в сопровождении одного лекаря, ибо основной караван, который двигался по суше, был внезапно настигнут на границе с Египтом отрядом хеттского тирана и полностью уничтожен. Митаннийская охрана сражалась до последних сил, положив большинство хеттских воинов, но те оказались сильнее, умертвив всех поголовно. Однако столь героическое сопротивление слуг сохранило жизнь царице и принцессе, ибо оставшиеся полтора десятка хеттов пересечь границу могущественного государства и продолжить преследование не отважились, а потому повернули обратно. И немалая заслуга в этом чудодейственном спасении Айи и Нефертити принадлежала лекарю Мату, дерзнувшему забрать их из каравана и отправиться другим, рискованным, путём. И уж, конечно, боги указали ему этот промысел.
Всё это время жена Сутарны жила одним желанием — увидеть и обнять дорогого супруга. Лекари удивлялись тому чуду, что боги продлевают её жизнь, которая со дня приезда царицы едва теплилась в её хрупком теле. Известие же о гибели мужа, она не перенесёт.
Аменхетеп прошёл в комнаты своей жены Тиу, старшей дочери митаннийского царя, подарившей ему наследника. Она была ещё молода, ей едва исполнилось двадцать, но роды, происшедшие пять лет назад, а потом неожиданная болезнь дались ей столь тяжело, что царица даже не обиделась на мужа, быстро нашедшего ей замену в супружеской постели. Супруг с молодых лет был не в меру сластолюбив, принцесса знала об этом ещё до замужества, а потому привезла с собой триста семнадцать юных служанок, разрешая им потворствовать любым прихотям мужа. За время правления Аменхетепа его гарем увеличился в два раза, фараон собирал наложниц со всего мира, сам писал царям и властителям, упрашивая их прислать ему дочь или племянницу, а то и просто знатную девочку в его райские шатры, и египетскому владыке никто не отказывал, хотя правители многих стран утверждали, что женщин красивее египтянок они нигде не видели. Тиу лишь задевало то, что супруг редко заходил полюбоваться своим сыном и ни разу не зашёл посмотреть на её спасённую сестрёнку, чья красота восхитила всех придворных.
Тиу, увидев входящего мужа, отослала мастериц, вышивавших под её наблюдением, поднялась и, улыбаясь, двинулась навстречу супругу. Подойдя к нему, она поклонилась и поцеловала его руку. Аменхетеп погладил её по голове, сел в кресло.
— Как наш сын? — спросил он.
— Он здоров, мой повелитель, пора брать для него наставника, хочу напомнить, ему уже пять лет и стоит насыщать его знаниями.
— Я знаю.
Сотворив скорбное лицо и помедлив, он тяжко вздохнул и проговорил:
— Гонцы привезли печальную весть о гибели твоего отца. Суппилулиума подчинил себе Митанни...
Тиу замерла на мгновение, точно ослышалась, слёзы хлынули у неё из глаз, она закрыла лицо руками и отвернулась. Фараон подошёл к жене, прижал её к себе.
— Твой отец погиб, как настоящий воин, защищая свою землю и свой народ, — проговорил властитель.
— Ты же мог ему помочь! Почему ты этого не сделал?! Почему?! — обратив к нему залитое слезами лицо, вопросила Тиу.
— Я мог ему помочь, но я этого не сделал, — твёрдо сказал фараон, — ибо я отвечаю за свой народ и не хочу, чтоб он страдал от этих варваров, а если б мы пришли на помощь твоему отцу, то вступили бы в войну с вождём хеттов...
— И ты бы победил их! — выкрикнула она.
— Если б я был в этом уверен, я бы пришёл на помощь твоему отцу, клянусь тебе! Ты думаешь, мне приятно наблюдать, как этот дерзкий пёс, Суппилулиума, опустошает наши колонии, за счёт которых мы всегда богатели! Ты думаешь, мне приятно?! — побагровев и сжав руки в кулаки, закричал фараон. — Твой отец это понял и сделал всё, чтобы остановить подлых тварей! И хоть как-то спасти нас всех! Он был удивительный человек, твой отец, я только сейчас это понял... Мягкий, добрый, даже беззащитный, но необыкновенно мужественный. Он мог спастись, но не сделал этого. Как ты думаешь, почему?.. Он защищал нас. Тебя, меня, нашего ребёнка, свою последнюю дочь и свою жену. Хоть он и не был великим воином...
