Онлайн книга «Ермак Тимофеевич»
|
— Экая бесчувственная! — решили те. Антиповны не было в рукодельной. Её старческий голос доносился из соседней комнаты — она рассказывала сказку за сказкой рассеянно слушавшей её Ксении Яковлевне. — Довольно, няня, — сказала та, когда старуха окончила сказку о добром ласковом витязе и распрекрасной царевне, приключения которых благополучно окончились свадьбой. Антиповна там была, «мёд пила, по усам текло, а в рот не попадало». — Уж и расскажешь ты, чего и быть не могло… Где у тебя усы-то? — А это, светик мой Ксюшенька, уж такая присказка, из неё, как из песни, слова не выкинешь… — Позови-ка ко мне Домашу, — сказала Ксения Яковлевна. — Да и пора девушкам кончить работу, пусть погуляют… — Кончить такую рань? Что ты, касаточка. За летний день они ещё много наработают. — Чего там, успеют… Пусть погуляют. — Твоя хозяйская воля, — недовольно отвечала старуха, — только это не годится, чтобы они шалберничали. И так управы с ними нет, с озорными. — Молоды они, нянюшка. — Что же, что молоды, не сорви же головам быть, коли молоды. Да и спешно теперь у нас… — Какая спешка? — Известно, спешка. Надо тебе приданое готовить. Не ровен час, жених приедет, тебя на Москву отправлять надо. Ох, мало у нас наготовлено… — Ты опять за своё, няня! — с укором сказала Ксения Яковлевна. — Что за своё? Известно, вся хворь твоя от этого, замуж тебе пора, вот те и сказ, так я и доложила Семёну Аникичу… Он, дай ему Бог здоровья, меня, старуху, послушался, слышь, гонца послал в Москву с грамоткой… — Знаю, знаю, что это твоё дело, — с ещё большим упрёком в голосе произнесла Ксения Яковлевна. — Известно, моё, я и не отказываюсь. Для твоей же пользы постаралася. Думаешь, легко моему сердцу, что ты на глазах моих изводишься?.. — Так помочь этим думаешь? — со вздохом спросила девушка. — Известно, помочь… А то что же? — воззрилась на неё Антиповна. — Ничего, я так… — Ой, Ксюша, Ксюша, таишь ты что-то от своей старой няньки… Грех тебе… — Что ты, что ты, нянюшка, ничего не таю я, это тебе так показалося. — Ох, таишь, Ксюшенька, говорит мне моё сердце-вещун. Всю правду-матушку выкладывай… Старуха остановилась и пытливо посмотрела в глаза питомице. Та выдержала этот взгляд. Антиповна пошла из горницы, качая укоризненно головой и ворча себе под нос: — Домашка, чай, всё что ни на есть начистоту выкладывает… Попытать разве девку, да не скажет, кремень… Она вышла в рукодельную, освободила, согласно желанию Ксении Яковлевны, от работы сенных девушек, радостно повскакавших из-за пяльц, и обратилась к Домаше: — А ты, егоза, иди к хозяйке… Домаша это сделала бы и без зову, хотя ей была тяжела предстоящая беседа с Ксенией Яковлевной. Она ничем не могла утешить её и даже, как ей в то время казалось, потеряла возможность исполнить её поручение. Сердце её томительно сжималось. «Как-то примет она эту неудачу?» Домаша поспешила к ожидавшей её Ксении Яковлевне. Она застала её сидящей на скамье с опущенной головой. Последняя беседа с нянькой, где девушка должна была ломать себя, чтобы не выдать свою тайну, донельзя утомила её. Она прислонилась спиною к стене, у которой стояла, в полном изнеможении, с закрытыми глазами. Домаша испугалась. — Что с тобой, голубушка, Ксения Яковлевна? — воскликнула она, подошедши к лавке. Та встрепенулась и открыла глаза. — Ах, Домаша, это ты… — Я-то, я, а с тобой что же это, моя касаточка? Знать, расстроила тебя Антиповна. — Нет, не то, Домаша. Начала она опять меня пытать женихом своим да свадьбою… — Ишь, старая, сделала дело, уж и молчала бы, — заметила Домаша. — Уехал Яшка? — спросила Ксения Яковлевна. — Уехал уж теперь, наверное. С час, как я его видела, сказал, что сейчас же едет… — А-а-а… — протянула Строганова. — Только вот что, голубушка, Ксения Яковлевна, посылала я его к Ермаку-то… Только незадача вышла… — Посылала?.. Ну что?.. Говори прямо… Не бойся. — Да что? Ничего… — И не думает он обо мне, и в мыслях не имеет? — вздохнула Ксения Яковлевна. — Не то, голубушка, не то… — А что же? — Запропастился он куда-то из посёлка… Не нашёл его Яшка. Весь посёлок избегал, есаула встретил, Ивана Ивановича, так тот сказал ему, что ушёл-де атаман неведомо куда… Так и не мог Яшка повидаться с ним. В том и незадача… — Значит, не судьба, — грустно улыбнулась Строганова. — Нет, я что ни на есть, да придумаю. — Не надо, брось, говорю… — настойчиво повторила Ксения Яковлевна. В голосе её послышались раздражительные ноты. — Хорошо, хорошо, не надо так не надо, — ответила Домаша. — Расскажи лучше, как ты со своим простилася… — Наше прощание недолго было. — Плакала? — Нужда была плакать… Глаза, чай, свои, некупленные, — делано спокойно заявила Домаша. — Какая же ты бесчувственная! А он что, чай, не рад, что и послали?.. — Говорил, что неволей едет, да врёт. Чай, самому в Москве погулять лестно… — Что же он говорил-то? — Да ничего, обещал гостинцев да обнов привезти… — А о свадьбе? — Приеду, говорит, поклонюсь Семёну Аникичу, за заслугу мою, что гонцом в Москву ездил. Может, Бог даст, и смилуется… — Конечно же, я и сама попрошу за вас дядю. Он мне не откажет, всё сделает. — На этом благодарствую, Ксения Яковлевна. Обе девушки встали, прошлись по горнице и подошли к тому самому окну, около которого обыкновенно стояла Ксения Яковлевна. Их внимание привлекло необыкновенное оживление, царившее в посёлке. Всё население его высыпало на улицу, собралось в одно место и о чём-то горячо рассуждало. Толпа разделилась вскоре на две равные половины: одни двинулись из посёлка, а остальные стали расходиться по домам. — Что бы это значило? — задала вопрос Ксения Яковлевна. — Уж не знаю, что у них там деется, — отвечала Домаша. Она продолжала стоять у окна, хотя посёлок принял уже свой обычный вид, только дальше в степи виднелась удалявшаяся группа людей. — Глянь, Домаша, это он! — вдруг воскликнула Ксения Яковлевна, указав на бежавшего во весь опор по посёлку мужчину. — И впрямь он, Ермак! — согласилась Домаша. — Куда это он? |