Онлайн книга «Ермак Тимофеевич»
|
— Завтра с восходом солнца, — отвечал Иван Кольцо. — Поклон ему сердечный передай от меня, обручённой его невесты, да вот ещё пояс… Она взяла из рук Домаши великолепный, вышитый разноцветным шёлком по алому бархату пояс. Иван Иванович подошёл к ней, чтобы принять её подарок жениху. — Скажи ему, что сама вышивала, его дожидаючи, ни одного стежка не сделано не моей рукой… Да скажи ещё, что с нетерпением жду его… — Слушаю, Ксения Яковлевна, — отвечал Иван Иванович, принимая бережно пояс, — всё передам в точности… Наверное, как приеду я, и он вскорости в путь тронется. Задерживаться ему не из чего… Разве что не угомонились все нехристи… Ксения Яковлевна не сказала ничего, встала и низко поклонилась Ивану Кольцу, показав этим, что беседа окончена. Иван Иванович тоже отвесил ей поясной поклон и вышел вместе с Семёном Иоаникиевичем. На другой день с рассветом Иван Кольцо действительно выехал в путь, оставив одного из своих людей в качестве проводника для князя Болховского и Ивана Глухова со стрельцами. Жизнь в хоромах Строгановых несколько изменилась ввиду того, что у них гостили царские посланцы. Стрельцам отвели избы в новопостроенном посёлке, где жили ушедшие в поход Ермак и его люди. Князю Болховскому и Ивану Глухову отведены были горницы нижнего этажа. Каждый день шло праздничное столование, через край лились мёд, наливки и вина фряжские. Умел Строганов принять гостей, умел и потчевать. У стрельцов от пирогов животы распухли, каждый день были сыты и пьяны по горло. Не житьё было им, а сплошная Масленица. При такой жизни привольной, беззаботной время пролетало очень быстро. Не успели оглянуться, как снег уже стал сходить с полей, а на Чусовой льда и в помине не было. Пришла весна. Надо было собираться в путь. Как ни гостеприимны были Строгановы, а тут торопить начали. Ермак не приезжал. Из этого Семён Иоаникиевич с племянниками заключили, что в Сибири не всё ладно, может быть, нужна помощь. Не послушаться их советов тоже было опасно. Они были у царя в случае. Отпишут, не ровен час, самому Ивану Васильевичу, что-де твои царские слуги вместо помощи Ермаку в «сибирском царстве» на наших вкусных хлебах животы нагуливают, — беда будет неминучая — смертью казнит грозный царь. Так думали про себя князь Болховский и Иван Глухов и, проклиная мысленно и Строгановых, и Ермака, и «новое царство», стали собираться в путь. Строгановы их не удерживали. Челны и струги были готовы, люди посажены и после отслуженного отцом Петром напутственного молебствия гости распрощались с гостеприимными и радушными хозяевами, снабдившими их в изобилии всякими припасами — снедью и вином. Помощь Ермаку Тимофеевичу двинулась в путь. Эта помощь была нужна в действительности. Иван Кольцо благополучно прибыл в Сибирь с радостными вестями о царском прощении и об истинно царской награде. Среди казаков-победителей пошло ликование — все получили награды деньгами и сукнами, чувствовали себя обновлёнными от тяготевших на них прежних вин и жаждали ещё послужить царю-батюшке. — Отныне наши головы неповинные, а царские, — говорили казаки. Не так обрадовали Ермака его княжество, два царских панциря, шуба с царского плеча и кубок серебряный, как привезённая Иваном Кольцом весточка от Ксении Яковлевны Строгановой да пояс алый бархатный, шелками вышитый, работы её ручек за непрестанными о нём думами. Как малое дитя, не мог налюбоваться он им, как малое дитя ему радовался. Выслушал Ермак с интересом и удовольствием рассказ своего друга и есаула о пребывании его в Москве, но рассказ о беседе его с Ксенией Яковлевной заставлял повторять по несколько раз, слушал и не мог наслушаться. Так бы и полетел он сейчас к своей лапушке, но государево дело не позволяло ему. Русская власть здесь, в Сибири, была ещё внове, держалась большею частью обаянием его имени — как ни хотел умалить своё значение Ермак с присущей ему, как всякому русскому человеку, скромностью. Отъезд его теперь в Россию мог породить всякого рода осложнения. Живущие пока тихо и смирно князья могли отложиться, пристать снова к Кучуму, который всё ещё бродил по Сибирскому краю с ничтожными остатками своих полчищ. Бродил также и царевич Маметкул, хотя и раненый в битве, когда Ермак Тимофеевич пошёл за ним в погоню, настиг и отомстил за гнусное убийство двадцати казаков-рыболовов. Всё это заставляло Ермака и его людей быть настороже, и до прихода московского воеводы со стрельцами об отъезде к Строгановым нечего было и думать. — Много ждал — недолго ждать осталось, — утешал Иван Кольцо Ермака Тимофеевича. — Нет хуже последних дней жданья, — со вздохом заметил Ермак. — Благо есть чего дожидаться, мне вот нечего, — шутил есаул. — И больно мне ещё, что ты не попируешь на свадьбе моей… Нельзя людей оставить и без тебя, и без меня… Как ещё тут начнёт верховодить московский воевода, таких бед наделает, что хуже и не надо, такую кашу заварит, что и не расхлебаешь, — говорил Ермак Тимофеевич. — Как можно нам обоим уехать! Вестимо, нельзя… Ну да мы и после свадьбы с тобою напируемся… Чай, сюда же привезёшь молодую княгинюшку? — Конечно, сюда, — уверенно сказал Ермак. — А мы вам тут избу построим, красивую да тёплую… Ишь, вы без меня тут как обстроились… В Сибири действительно уже появился ряд русских изб, только Ермак жил по-прежнему в Кучумовой юрте. — Изукрасим её вот этим, — продолжал Иван Кольцо, указав рукою на меха и ковры передней части юрты, где он беседовал с Ермаком — любо-дорого глядеть будет… Жильё-то подлинно будет княжеское… А ведь сон-то твой исполнился, — вдруг переменил он разговор. — Какой сон? — Да тот, о котором ты мне рассказывал. — Да, да, и подлинно… А он у меня из ума вон. Ермак вдруг нахмурился. — Что с тобой? — спросил заметивший это Иван Кольцо. — С чего затуманился? — О, так, неладно надумалось… — О чём ещё? — Да вот ты баешь, что сон исполнился, так, может, и сулил он мне венец княжеский, а не брачный… Так его мне и ненадобно. — Тревожишь ты себя понапрасну, княжеский своим, а брачный своим чередом… Как у Строгановых-то все радуются, что Ксения Яковлевна будет княгиней… — Радуются, говоришь? — улыбнулся уже весело Ермак Тимофеевич. — Ног под собою не слышат… — Ой ли?.. — Верно слово… Особенно Антиповна. — Любит она свою питомицу, души в ней не чает, старая… Мрачных мыслей у Ермака как не бывало… Прошло около двух месяцев, когда наконец прибыли князь Болховский и Иван Глухов со стрельцами. Ермак встретил их, окружённый своими славными сподвижниками с Иваном Кольцом во главе. На нём была царская шуба. На устроенном пиру гостей обходил царский кубок. |