Книга Мои калифорнийские ночи, страница 96 – Анна Джолос

— Ни черта не весело, Смит, — тянет он. — Не выставил её вон только из-за уважения к своей покойной бабушке.

Киваю, подхожу к столу и с серьёзным видом наливаю себе воды, шмыгая носом. Глотаю и понимаю, что начинает болеть горло. Ну этого мне только не хватало…

Рид щурится, глядя на меня.

— Говорил же, что заболеешь, — лезет в холодильник и достаёт подозрительную бутылку квадратной формы. Она похожа на те, что показывают в фильмах про пиратов. Без спроса наливает коричневую жидкость в рюмку. — Пей.

— Не хочу, — с опаской смотрю на содержимое.

— Дурная? Травить тебя я не собираюсь, — закручивает крышку.

Я беру в руки рюмку и нюхаю жидкость. Запах, конечно, ядрёный. Аж нос пробило, клянусь…

— Смелей давай уже, — недовольно комментирует он, присаживаясь.

И я, поджав губы, пью эту дрянь.

— Фу, — зажмуриваюсь. Коньяк настолько крепкий, что аж в глазах защипало от слёз, а гортань обожгло огнём. — Какой кошмар!

— Слышал бы тебя мой дед! — он ухмыляется, глядя на то, как я хватаю огурец и спешно отправляю его в рот.

Ненавижу такие методы лечения, хоть и понимаю, что нередко это действительно помогает на начальной стадии заболевания. Брукс включает небольшой телевизор, и тот размеренно бубнит с холодильника, пока мы молча разделываемся с ужином. Безумно вкусным, скажу я вам. Наелась до отвала, а времени уже почти два часа ночи. Правильное питание — вот вообще не про меня…

Вскоре, зевая, мою посуду. Что ни говори, а эмоционально я выдохлась. Слишком разнервничалась ввиду минувших событий.

— Когда это началось, Смит? — вдруг строго спрашивает Рид, и я прекрасно понимаю, что конкретно он имеет ввиду.

— Первое письмо я получила в декабре.

— И ты столько молчала? — он даже не пытается скрыть возмущение в голосе.

Я передёргиваю плечами и ставлю тарелку на полотенце.

— Думаю, он просто решил напомнить о себе. Ничего страшного ведь пока не случилось…

— Смит, да ты хоть понимаешь, что творишь? — разворачивает меня к себе и серьёзно смотрит прямо в глаза.

— Я…

— Дурная совсем? Чего ты ждала? — зло произносит он и ощутимо меня встряхивает.

— Я думала, что он оставит меня в покое, — заикаясь, отвечаю я. Опускаю голову, пытаясь сосредоточиться на логотипе его футболки. — Не хотела без причины пугать Бена и Грейс.

— Без причины? — наклоняясь ближе, уточняет он.

Рид так близко, что мысли начинают лихорадочно путаться, сталкиваясь друг с другом.

— Ты прав, я должна была всё рассказать отцу, — вздыхая, признаю я, чувствуя, что от выпитого коньяка слегка кружится голова. А может и не от коньяка вовсе…

— Ты видела его у дома? — хмурится он.

— Нет, — отрицательно качаю головой.

— О чём ещё молчишь? Говори, Дженнифер! — требовательно просит он, касаясь холодными пальцами моего подбородка. Приподнимает, вынуждая таким образом смотреть только на него. И этот жест заставляет замереть от неожиданности и внезапно нахлынувших эмоций. Слишком не похоже на то, как он привык со мной обращаться.

Шум в ушах, лицо горит, тысячи иголочек под кожей… Мы снова напряжённо смотрим друг на друга. Как будто чёртово дежавю.

— Звонит и молчит, — признаюсь я, пытаясь ровно дышать и не замечать своего грохочущего сердца.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— А животные? Сколько их было? — обеспокоено интересуется он, пока я падаю куда-то в пропасть, чувствуя, как пересыхают мои губы.

— Птицы и кролик…

В его потемневших глазах мелькает неподдельная злоба.

— Всё расскажешь завтра отцу. Ты вообще не осознаёшь насколько всё серьёзно? — отчитывает меня он и, к моему облегчению, отходит чуть в сторону, отстраняясь.

Садится, достаёт из пачки сигарету.

— Как много она сказала ему? — сглатывая тугой комок в горле, спрашиваю я.

— Немного, но и этого достаточно, чтобы понять, какая твоя мать сука!

— Рид…

— Что? Как ей хватило ума покрывать такое? *****, — сжимает переносицу на пару секунд и снова смотрит на меня. — У меня, к дьяволу, слов нет цензурных…

— У неё был шок, — неуклюже оправдываю я мать. — Она ведь его любила и…

— Грёбаная чушь, Смит! — резко перебивает он. В его взгляде столько гнева, что мне становится не по себе. — Да она должна была убить его собственными руками, когда увидела, что он с тобой сделал…

Молчу.

Резко проводит ладонью по волосам, задерживая пятерню на затылке.

— Какого чёрта она не вызвала копов?

— Опасалась позора и осуждения, наверное, — едва слышно отвечаю я. Почти шёпотом, желая чтобы он не расслышал.

— Чего?

Брукс пару секунд ошарашено смотрит на меня, а потом на стакан, откуда секундой ранее пил воду. Неожиданно швыряет его в стену. Я невольно дёргаюсь от звука разбивающегося стекла.

— Он запугал её, — зачем-то сбивчиво продолжаю объясняться, и голос мой при этом дрожит.

— Это было один раз? — холодно спрашивает, поднимая на меня тяжёлый свинцовый взгляд.

Хочется спрятаться, убежать, лишь бы не отвечать на подобные вопросы… Но я киваю, обхватив себя за плечи.

— Ублюдок больной, — яростно произносит он.

А я вдруг понимаю, что он, возможно, тоже знает детали того вечера. И от этого мне становится жутко не по себе. Отворачиваюсь к раковине, чувствуя, как предательски дрожит губа. Понимаю, что стыжусь себя. Ненавижу за то, что поверила тогда в благие намерения отчима. Слишком больно до сих пор вспоминать то, что произошло на мой шестнадцатый день рождения. Боже, неужели этот эпизод будет преследовать меня всю жизнь?

— Наверху, вторая дверь направо, — сообщает мне Рид, задвигая стул.

Киваю, не поворачиваясь, и слышу, как он уходит. Медленно домываю посуду, вытирая глаза рукавом. Всё-таки вытаскиваю у него из пачки сигарету и чиркаю спичкой. Выключаю свет и сажусь на старенький табурет. Слушаю, как мирно тикают часы в прихожей. В идеальной тишине их слышно даже здесь. Смотрю на горящий в темноте огонёк и задумчиво кусаю губу. Подкладываю ладонь под подбородок и сижу в таком положении несколько минут.