Книга Навстречу переменам, страница 72 – Катерина Цвик

- Здравствуйте. – Я несмело улыбнулась, все-таки этот мужчина внушал некий страх своей неподвижностью. – Нас не представили. Меня зовут Лейла. Скажите, что можно предложить вам из напитков?

- Кофе на твой вкус и Эстерхази, если можно, Лейла. – Хрипло проговорил мужчина и снял капюшон.

А меня лавиной накрыло воспоминаниями. Моя кофейня «Лейма»,  мой новый рецепт торта к очередному Дню ее открытия и мой друг, который помог в один из самых тяжелых моментов жизни нашей семьи:

«Еще раз улыбнувшись, я в еще более приподнятом настроении пошла к Саргайлу с Хорвусом.

- Вот! Попробуйте! И запомните это название: Эстерхази! – Весело проговорила я, ставя перед ними кофе и кусочки торта.

Саргайл как-то недовольно на меня покосился и пробурчал:

- Какая-то ты сегодня больно улыбчивая.

В удивлении я приподняла брови, но отвечать не стала. Вместо этого пододвинула ему поближе тарелочку с тортом.

-На вот, лучше съешь, настроение сразу поднимется. – И погладила его по плечу.

От этого у него и правда улучшилось настроение, и он задорно мне подмигнул.»

Однако, узнать в этом человеке того самого Саргайла было практически невозможно. И не потому, что всю правую часть его лица перечеркивал шрам, а на левой появилось парочка новых, а потому, что глаза принадлежали уже совершенно другому человеку. Казалось, в этом мужчине не осталось ничего от того веселого, бесшабашного парня, которого я помнила и над шутками которого смеялась. Он смотрел и выглядел так, будто кто-то  жестокий отнял у него весь внутренний свет.

- Саргайл… - Прошептала я, с трудом выталкивая звуки из перехватившего спазмом горла.

- Лейла… Живая… - И, нерешительно подняв руку, дотронулся до моего лица, стирая откуда-то взявшуюся там слезинку.

- Саргайл… - Зачем-то повторила я и точно также, как и он дотронулась кончиками пальцев до его лица. До того самого шрама, который лично ему зашивала.

Нет, он не был уродлив, однако, шрам проходил через все лицо, что со временем привело к некой асимметричности черт. Но не это меня отталкивало, а вернее не давало обнять старого друга, а нечто, что исходило у него откуда-то изнутри.

- Я очень страшный, Лейла? – Тихо спросил он.

Мои ресницы задрожали и с них на щеки посыпались слезинки. Однако, я нашла в себе силы улыбнуться.

- Ты не страшный, Саргайл. Разве ты не знаешь, что шрамы украшают мужчину?

Он в ответ как-то жестко усмехнулся.

- Это явно не о моих шрамах.

- Я плохо тебе его зашила, да? – Начала я себя корить за такое состояние друга. Хотя, если уж быть совсем откровенными, то даже сейчас я бы не смогла сделать лучше.

Он ухватил меня за руку и, приблизив свое лицо к моему, зло заговорил.

- Никогда, слышишь, никогда не смей себя винить за это! – Он резко указал пальцем другой руки на свой шрам. – Лучше уж точно никто бы не сделал! Ты спасла меня тогда и по сей день спасала столько раз, что мои враги умылись кровью, считая неубиваемым. Только благодаря тебе, Лейла, я все еще топчу эту грешную землю, а не загнулся в первой же канаве от жалости к себе и от обиды на свою гребаную судьбу!

Подобный напор на столько выбил меня из колеи, что я просто смотрела в его злые глаза и хлопала ресницами в ответ:

- К-как это?

Черты лица его чуть оттаяли и Саргайл немного ослабил свою хватку на моем запястье.

- Разве ты не помнишь, как тогда, когда я уже собрался подыхать от ранений, сказала мне: «- Саргайл, я тебе сейчас одну вещь скажу… Ты ее, пожалуйста, запомни, потом, как придется, запиши и можешь даже повторять, когда особенно хреново будет: Ты жутко везучий тип! И ты выживешь чтобы ни случилось. Я лично за этим прослежу и Всевышнего за тебя попрошу. Понял?!»  Так вот, Лейла, я запомнил. – Он криво ухмыльнулся, от чего немного, но все же стал человечнее. – Правда, не записал.

А я смотрела на него и ужасалась, на сколько жизнь потрепала этого  парня. Что же ему пришлось пережить, чтобы так ожесточиться? И одновременно с этим была рада, что мой Дар сейчас мне не служит, потому что погружаться в его кошмары было страшно.

- Меченый? – Раздался взволнованный голос Эртонизы совсем рядом. – Что случилось? – А потом увидела меня в слезах и ее голос изменился до неузнаваемости, став властным и жестким. –Меченый, отпусти мою внучку!

Рука Саргайла тут же разжалась.

- Прошу меня простить. – Глухо проговорил он, снова накидывая на голову капюшон.

- Нет, Саргайл, пожалуйста, не натягивай этот капюшон! – Тут же взмолилась я, буквально ощущая, как вместе с ним он надевал на себя броню бесчувственного убийцы. – И вообще. – Затараторила я, окончательно вытирая слезы. – Это мой старый друг, бабушка Эртониза, и мне нужна его помощь. Ты ведь мне поможешь, правда?

Он так и застыл с не до конца натянутым на голову капюшоном в руках. Но потом все же решился и не стал его надевать, что я приняла за знак того, что он готов следовать за мной.

- Мы пошли. – Объявила я немного сбитой с толку Эртонизе. – Дедушка, ты же покажешь нашим гостям их комнаты? – И, не дожидаясь ответа, вышла прочь, увлекая за собой Саргайла.

Мы пришли на кухню, где я начала метаться в поисках ингредиентов для чая и кофе, попутно болтая обо всем на свете и ни о чем. Вот тут мне, что называется, и пригодился навык госпожи Тьяны щебетать о всякой ерунде. Казалось, что если я замолчу, то наступившая тишина задушит нас обоих.

Внезапно, его тяжелая рука опустилась мне на плечо, прекращая мои метания и удерживая на месте.

- Как ты выжила, Лейла? Все ведь в Шалеме уверены, что ты мертва и покоишься на городском кладбище. Целые молебны у твоей могилы устраивают. Я лично был там и видел.

Я обернулась и тяжело вздохнула.

- Давай присядем.

Мы сели за стол и я начала рассказывать о своей «гибели», о том, как меня спас Ромич и о том, почему все считают меня погибшей. Я рассказала ему и о том, где провела все эти годы и почему оказалась здесь. Он слушал мой рассказ не перебивая, его чувства выдавали лишь темнеющие время от времени глаза и раздувающиеся чуть больше обычного ноздри.

- Теперь ты знаешь мою историю, Саргайл. Расскажи и мне, что с тобой случилось после того, как ты покинул Шалем.

Он некоторое время пристально на меня смотрел, решая, рассказывать или нет, но, когда все же начал говорить, уже я не знала радоваться этому или нет. Его рассказ больше походил на исповедь, призванную без прикрас рассказать обо всем, что с ним случилось и… оттолкнуть. Потому что этот мужчина уже перестал верить в то, что кто-то может видеть в нем человека, поэтому проще так: сразу выкинуть из своей жизни любую надежду, любой лучик света.

После того, как при помощи контрабандистов ему удалось бежать с захваченных фаргоцианами земель, он попал вовсе не в распростертые объятия своих соотечественников, а в их пыточные казематы. Почему-то никто не поверил в его рассказ о спасении и бегстве, решив, что он завербованный шпион. Он даже знал, кто подкинул командованию подобную версию событий и всячески способствовал рвению дознавателя. Был там один гнилой офицерик, что все время ему завидовал и метил на его должность. Именно он провожал его гаденькой улыбочкой, когда Саргайла после длительных пыток, на которых признался бы даже в том, что лично призывал Темного, вели на виселицу. Измученный и изможденный он уже и рад был, наконец, прервать свое полное боли существование.