Онлайн книга «(не) беги от меня, малышка»
|
– Ну так надо намазать, там, насколько я помню, чем чаще в первые сутки, тем лучше. – Да, конечно, потом намажу… Я вспоминаю место удара – сзади, чуть ниже ягодицы, на бедре. Не особенно доступное место. Это еще изогнуться надо… – Помочь, может? Вопрос вырывается прежде, чем я обдумать его успеваю. Просто мы так сидим странно. После всего, что произошло между нами, после всех эмоций… Это реально странно. И ее поведение – тоже. Я только поддерживаю ее в этом безумии. – Нет, – она краснеет даже, – ну что вы? Это неудобно… – Согласен, неудобно самой. Давай помогу. Она молчит. Смотрит на меня своими оленьими глазками. Со страхом, напряжением и… ожиданием? Ты хочешь, чтоб надавил? Тебя это заводит? Ну так я же только помажу. Прошел накал, извини, малышка. Но все же додавливаю, не могу отказать, пойти против инстинктов: – Иди, раздевайся. И она идет. Реально идет в ванную, а я остаюсь сидеть чуть ли не с челюстью отвисшей. Ого… А все интересней и интересней… И отдельный кайф во всем этом – мое отношение к происходящему. Без накала, без бешеной звериной похоти. Кристальнее, ярче все. Правильней. Она выходит из ванной, полностью укутанная в огромный банный халат. Ни одной части голого тела, кроме шеи, идущей пятнами, красных щек и розовых ступней. В руках крем. Вот это представление. Нужно вспомнить, что я правильно сделал. Хрен теперь вспомнишь, а понять вообще невозможно. – Ты ляжешь? Или стоя? – Я… лягу, наверно… Ложится на кровать, отворачивается от меня. Медленно задираю вверх халат, выше, выше… Скольжу пальцами по гладкой коже. Ничего лишнего себе не позволяю… Ведь так? Синяк такой нехилый у нее, уже начинает из красного переходить в синий с лиловым. Наношу холодный гель. Вздрагивает всем телом, выдыхает. Размазываю, втираю, аккуратно и нежно. Лежит. Дышит. Голову отвернула, не смотрит на меня. Случайно касаюсь пальцами выше, дотрагиваюсь до ягодицы. Замираю. И она, кажется, тоже. Ну что, Лада, сейчас ты должна меня выгнать. Завизжать, начать кричать, что я – маньяк и насильник. Что ты вообще не это имела в виду… И тогда я окончательно пойму свою правоту и то, что верно классифицировал тебя в сержантской градации от честных давалок до приличных женщин. Там много пунктов было, но бабы «с ебанцой» выделены в отдельный класс. Но она молчит. Не поворачивается, правда, но и не выскакивает из номера с криками: «Насилуют!». Еще раз провожу пальцами по упругой заднице. Ух, как горячо! Да это, мать твою, гораздо горячее, чем то, что я делал раньше с ней! Я же тоже так вот добирался уже до сладкого, но это все по-другому было! В диком угаре, в треше! А сейчас… Я словно дикую норовистую лошадь укрощаю. Одно неверное движение – и копытом в лоб. Но, если покорится… Нет большего кайфа. Двигаюсь дальше, прямо к промежности, прикрытой маленькими трусиками. Вздрагивает опять. Не двигается. Еще раз. Посильнее, понаглее. Пальцами вверх и вниз. Сдавленное аханье. Влажные пальцы. Бляяяяяяя… – Лада Леонидовна, ты же понимаешь, что я делаю, да? Кивает. Это смотрится смешно, учитывая, что так и не повернулась ко мне. Но ладно. – И ты понимаешь, к чему все идет, да? Опять кивает. Встаю, наваливаюсь сверху, но мягко, не придавливаю, отжимаюсь на кулаках. – Повернись. Поворачивается. И я умираю в который раз за этот гребанный день. За эти гребанные три дня. Потому что ее шоколадные глаза полны слез. И губы дрожат. Мокрые. И смотрит она на меня так, что одновременно яйца поджимаются от похоти и сердце заходится от тревоги и непонимания. Невозможный коктейль эмоций! Бешеный! – Почему, Лада? Согласен, вопрос странный и неоднозначный. Почему плачешь? Почему не сопротивляешься? Почему позвала? Почему разрешила? Почему не давала? Да все сразу, бляха муха! Все! Сразу! – Не спрашивайте меня, пожалуйста, – шепчет тихо, а потом… Тянется к губам. Сама. Прижимается со стоном, таким глубоким, грудным, словно все это время сдерживалась, умирала. И теперь освобождается от напряга, от чего-то невероятно болезненного. Я бы в другой раз подумал, надо ли мне это дерьмо. Потому что не надо. Но это в другой раз. Не сейчас. Сейчас меня кроет. Причем, не так , как обычно, не так, как до этого. Очень непривычно кроет. Мягко, но наглухо. Словно чем-то тяжелым ударило по голове. Тяжелым, но не острым, не твердым. А таким, обволакивающим. Отчего сразу ни одной мысли нет, только ощущения. Ее мокрых губ, соленых от слез, распухших, мягких. Ее тихих всхлипов , вдохов с присвистом, когда шею целую, когда ворот халата распахиваю. И замираю, глядя на роскошь в простом белье. Я еще в первый раз заценил, чуть в брюки не кончил, только от вида невероятно красивой груди, немного смугловатой с золотом кожи, наверняка, вкусной. Вот сейчас и проверю. Прикусываю торчащий сосок прямо через белье. И ответом мне служит судорожный выдох и крупная дрожь по всему телу. Такая, словно для нее это в первый раз. Словно никто никогда не трогал ее так, не целовал эту невероятную грудь, не всасывал эти крупные, красивые соски… Это, конечно, не так, но сейчас я не собираюсь отвлекаться, прикидывая, кому еще она дарила свои сладкие эмоции. Нет уж. Сейчас это все мое. Только мое. И я кайфую, не задумываясь о причинах этого неожиданно щедрого подарка. Распахиваю халат. Потому что мне нужно больше. Гладкий животик, словно у нерожавшей женщины. Упругий и в то же время мягкий. Любой гребанной инста-модели фору даст. Малышка, ты могла бы зашибать миллионы только на своём теле. Что ты забыла в провинции, малышка? |