Онлайн книга «(не) беги от меня, малышка»
|
Это изменение настолько невероятно, что до сих пор верится с трудом. Мы лежим, тесно прижавшись друг к другу, на маленьком раскладном диване и боимся пошевелиться. Диван скрипит при каждом движении. А еще очень-очень рано. И мы не спали ни одного мгновения. Вчера вечером, с трудом успокоив и уложив Богдана, никак не желавшего засыпать, и сто раз заставившего сказать Петра, что он никуда не денется, и что утром тоже будет здесь, мы остались вдвоем. Наедине. Я весь вечер собиралась с силами для разговора, неизбежного объяснения ситуации. Потому что… Потому что моя вина во всем этом была. И серьезная. Все мои мнимые доводы в пользу решения не говорить Петру про сына, теперь казались чуть ли не преступлением. Кощунством. Глядя этим вечером на невероятно счастливое лицо своего сына, я не могла понять, о чем думала вообще? Что могла лишить его этого всего. Кошмар. Непростительно. Преступно. Петр казался настолько поглощенным общением с сыном, настолько счастливым, настолько неподдельным был его интерес, его удовольствие, что я чувствовала себя злодейкой даже не вдвойне, а в десятикратном объеме. Дополнительно пришлось успокаивать Ириску, всерьез решившую, что она – теперь помеха, и засобиравшуюся в гостиницу. Короче говоря, безумный вечер завершился, мы остались вдвоем. И, пока я собиралась с силами и выстраивала в голове нужные доводы, тут же отметая их, потому что ну никакой критики, никакой критики не выдерживали… Мой пожарный просто подошел и обнял. Укрыл своими крепкими руками от всего мира, уткнулся в волосы, выдохнул: – Прости меня, дурака, малышка… Горло перехватило. За что? За что прощения просит? Это же я… – За что? – За то, что… Исчез. Потерял тебя. Позволил Богдану так расти… – Ну что ты… – И за то, что потом… В офисе… Я только сейчас понимаю, почему… А тогда, веришь, словно свихнулся. Никогда со мной не было такого. Никого так не хотел. Увидел тебя… И все. Ни слова не дал сказать нормально, принуждал, заставлял, хватал… Идиот… Крышу снесло просто и все… Я только обнимала, прижимаясь сильнее. Слезы опять на глазах выступили. Господи, я так виновата перед ним! Так виновата! А прощения он просит… Подняла голову и уткнулась в губы. Неловко и как-то глупо. Но мне хотелось. Невероятно хотелось прямо сейчас его поцеловать. Моего вернувшегося пожарного. Моего спасителя. Петр замер, а затем жадно ответил на мой смешной поцелуй. Сразу жестко, сразу настойчиво. И я потерялась. Отвечала, позволяла себя целовать так, как никогда прежде. Голова полетела, дышать стало невозможно. Без него. Если б Петру пришло в голову хоть на секунду оторваться от меня, клянусь, тут же умерла бы от недостатка кислорода! И, похоже, что он чувствовал то же самое! Потому что сдавленно застонал мне в губы, руки его стали еще жестче, уже сдирая с меня домашнюю футболку, жадно трогая грудь, тут же занывшую в диком желании еще, еще, еще! Больше прикосновений, больше, больше, больше!!! Я выгнулась в его руках и тихо охнула, почувствовав горячие губы, скользящие по груди. – Тихо, тихо, тихо, малышка, – тут же зашептал Петр, поспешно закрывая мне рот ладонью и мягко укладывая на пол. Прямо на ковер. – Диван скрипучий, не пойдет, разбудим Богданчика и Ириску. Завтра все решим уже, не могу терпеть, хочу тебя, хочу… Но тихо надо, поняла? Ти-хо… Я только кивала в ответ на его лихорадочные команды, покорно позволяя себя раздевать, вытаскивать из домашних спортивных штанов, пытаясь и его раздеть, но руки дрожали. Пальцы не слушались, промахивались мимо пуговок… Да и не нужна была моему пожарному помощь в раздевании. Он все сделал сам, настолько быстро, что сразу становилось понятно, норматив не забыт. Сел, опираясь спиной на диван, дернул меня на себя, усаживая и сразу проникая всей длиной. Без прелюдий и предупреждений. – Аххххх… Меня так выгнуло от шока первого проникновения, что Петр еле успел рот закрыть опять ладонью. – Ти-хо… – захрипел возбужденно, и тут же, словно в противовес своим словам, несдержанно и жестко толкнулся в меня. И опять вынужден был поймать мой стон. Потому что это было до невозможности остро и горячо! И терпеть, ждать, молчать… Не могла! Вот просто не могла! Не способна была на это! – Черт… Какая у меня шумная малышка, – тихо засмеялся Петр, прижимая меня к себе и легко переворачивая нас обоих, так, чтоб я оказалась полностью под ним, на ковре. Большой и сильный, мой пожарный укрыл меня своим телом, запечатал ладонью рот, не позволяя прорваться ни одному звуку, и начал медленно, но невероятно глубоко двигаться, бесконечно целуя, шепча, какая я красивая, как он меня хочет, и что нам обязательно нужно будет в спальню дополнительную шумоизоляцию. А еще лучше, дом, где будет отдельное наше крыло. Потому что он хочет слышать, как я кричу. Его шепот, его медленные сильные движения, его жадные быстрые поцелуи, его рука на моих губах… Это настолько выносило за грань, настолько сводило с ума, что я не выдержала долго. Не смогла просто. Трясло меня сильно, глаза закатывались, живот сладко и мучительно сводило. А мой пожарный не гасил огонь в этот раз. А лишь распалял сильнее и сильнее. А затем, стоило мне чуть-чуть отдышаться, еще раз. И еще. До полного изнеможения. Сладко и долго. Мучая и сводя с ума. И вот теперь, за окном только начало светать, впереди был трудный день… А у меня не было больше сил. Только на легкие ласки, потому что, несмотря на нашу долгую сладкую ночь, пальцы оторвать от него было физически невозможно. Больно. Петр лежал, дыша размеренно и спокойно, и рассказывал мне, как сходил с ума в Москве, не понимая, что со мной не так, что с ним не так. Как увидел уже здесь фото сына. И точно решил, что сумасшедший. Ведь совершенно меня не помнил. И не понимал. Каким образом мой сын так похож на него. И как вспоминал, все эти десять лет вспоминал малышку, с огромными глазами, спасшую его от погружения в бездну. И думал, была и она вообще, эта малышка? И как искал, правда искал. Но в больнице удачно сделали вид, что меня не было. И дальше никто не стал копать. И вот теперь про сына… – Другой? – переспрашиваю я, теряясь в утренней неге. Это моё самое лучшее утро в жизни. Самое лучшее. – Да… Я был разбойником, а Данчик – очень рассудительный для своих лет, очень развитой. Я посмотрел программы, которые он делает для компьютера… Надо Игорехе показать. Думаю, ему нужно нажимать на математику. Он кем хочет стать? |