
Онлайн книга «Туннели»
— ВСЕМ ПРИВЕТ! — громко и раскатисто произнес мужской голос. Сонный кот попытался бочком протиснуться под столик и уронил его. В этот самый момент дверь гостиной распахнулась, и на пороге появился крупный плотный мужчина. На его бледном лице с румяными щеками читался неприкрытый восторг. — ГДЕ ОН? ГДЕ ОН? — пробасил мужчина и горящими глазами уставился на Уилла. Мальчик нерешительно встал с кресла, не зная, что и думать об этой стихии в образе человека. В два огромных шага мужчина пересек комнату и заключил Уилла в крепкие объятия, подняв его, будто перышко. Оглушительно рассмеявшись, он вытянул руки, не отпуская мальчика, беспомощно болтавшего ногами в воздухе. — Дай-ка на тебя посмотреть. Да… да, это точно он, весь в мать пошел. Глаза-то, глаза, а, ма? Ее глаза, и подбородок ее… Господи, будто снова вижу свою красавицу сестричку! Ха-ха-ха! — гремел он. — Тэм, опусти его, пожалуйста, — сказала бабушка Маколей. Мужчина поставил Уилла на пол, но никак не мог оторвать от него глаз и все улыбался и качал головой. — Великий день сегодня, великий. — Он протянул Уиллу руку, огромную, словно окорок, и сказал: — Я твой дядя Тэм. Уилл машинально подал ему руку. Тэм сжал ее в гигантской ладони, чуть не сломав, и притянул мальчика к себе, взъерошивая ему волосы свободной рукой. Потом он демонстративно принюхался к его макушке и прогудел: — Чую кровь Маколеев! Наш мальчишка, верно, ма? — Несомненно, — мягко ответила она. — Только не пугай его своими играми, Тэм. Бартлби потерся большой головой о черную штанину дяди Тэма и вклинился между ним и Уиллом, не переставая мурлыкать и поскуливать удивительно низким тоном. Тэм мельком взглянул на животное, а потом посмотрел на Кэла, который наблюдал за происходящим, стоя у бабушкиного кресла. — А как поживает наш ученик волшебника? А, Кэл? Как тебе все это? — дядя Тэм переводил взгляд с одного мальчика на другого. — Господи, как же я рад снова видеть вас обоих под одной крышей! — Он покачал головой, будто никак не мог в это поверить. — Братья, да, братья. Племяннички мои! За это надо выпить. Как следует выпить! — Мы как раз собирались пить чай, — быстро вставила бабушка Маколей. — Присоединишься к нам, Тэм? Он обернулся к матери и широко улыбнулся. Глаза у него хитро блестели. — Что ж не присоединиться-то?! Для начала и чайку можно, заодно поболтаем. Бабушка вышла из комнаты, и дядя Тэм уселся в освободившееся кресло, жалобно заскрипевшее под его весом. Вытянув ноги к огню, он вытащил из внутреннего кармана своего огромного плаща короткую трубочку и набил ее табаком из кисета. Потом он разжег трубку лучиной от камина, откинулся на спинку и выпустил к потолку облачко голубоватого дыма, не сводя глаз с мальчиков. Несколько минут все молчали; в камине потрескивал уголь, Бартлби мурлыкал, не утихая, да с кухни доносился звон посуды. Огонь бросал отсветы на лица, по стенам плясали тени. Наконец Тэм заговорил: — Ты знаешь, что твой верхоземский отец здесь был? — Вы его видели? — Уилл придвинулся ближе к дяде Тэму. — Нет, но я говорил с теми, кто видел. — Где он? Полицейский сказал мне, что он в безопасности. — В безопасности? — дядя Тэм выпрямился и вытащил трубку изо рта. Лицо его посерьезнело. — Запомни, нельзя верить ни единому слову этих бесхребетных тварей. Они хуже змей и пиявок. Поганые лизоблюды стигийцев! — Хватит, Тэм, — сказала бабушка Маколей, входя в комнату. Она нетвердыми руками держала поднос с чайником, чашками и тарелкой бесформенных комочков в белой глазури — видимо, их она и называла «сластями». Кэл помог ей и передал чашки Уиллу и дяде Тэму. После этого Уилл уступил бабушке Маколей свое кресло и сел рядом с Кэлом на ковре перед камином. — Так что с моим папой? — спросил Уилл немного резче, чем хотел. Тэм кивнул и снова раскурил трубку. Огромные клубы дыма окружили его голову, будто вершину вулкана. — Ты отстал от него всего на недельку. Он отправился в Глубокие Пещеры. — В изгнание? — Уилл резко выпрямился, вспомнив слова Кэла, и взволнованно посмотрел на дядю. — Да нет, нет! — воскликнул Тэм, замахав рукой с зажатой в ней трубкой. — Сам! Вот что любопытно — судя по всему, он туда отправился по своей воле… Ни объявлений, ни приговора, никаких стигийских спектаклей, — дядя Тэм затянулся и медленно выпустил дым, нахмурившись. — Пожалуй, там и смотреть было бы не на что — народ любит, чтобы приговоренный бился и умолял о пощаде… — Он посмотрел на огонь, все еще хмурясь, как будто вся эта история сбила его с толку. — Последние дни, что он тут провел, он все бродил, что-то записывал в книжечку… приставал к людям с дурацкими вопросами. Наверное, стигийцы решили, что он малость… — дядя Тэм постучал пальцем по виску. Бабушка Маколей кашлянула и строго посмотрела на него. — …безобидный, — спохватился дядя Тэм. — Видно, поэтому его и не трогали. Но следили за каждым шагом. Уилл беспокойно заерзал по ковру. Ему было неприятно вытягивать ответы из этого добродушного и дружелюбного человека, который вдобавок приходился ему дядей, но сдержаться он не мог. — А что такое Глубокие Пещеры? — спросил он. — Внутренний круг. Нижние Земли, — дядя Тэм указал чубуком трубки на пол. — Далеко под нами. Глубокие Пещеры. — Это плохое место, да? — вставил Кэл. — Я там не был. Туда на прогулки не ходят, — сказал дядя Тэм, значительно поглядев на Уилла. — Так где это? — спросил Уилл, жаждавший узнать побольше о том, куда отправился его отец. — Ну, милях в пяти под нами есть другие… можно сказать, поселения. Там кончается Вагонетная дорога и живут копролиты. — Он громко пососал трубку. — Воздух там тяжелый. Дорога-то кончается, а туннели идут дальше — говорят, там их целые мили. Есть легенда, будто в нижних землях, в самой середине, есть города во много раз старше и больше, чем Колония. — Дядя Тэм презрительно фыркнул. — По мне, так это чепуха. — А кто-нибудь бывал в этих туннелях? — с надеждой в голосе спросил Уилл. — Всякое рассказывают. Я слыхал, что году в двести двадцатом вернулся оттуда один колонист, которого отправили в Изгнание. Как его там… Абрахам какой-то… — Абрахам де Джейбо, — негромко сказала бабушка Маколей. Дядя Тэм взглянул на дверь и понизил голос. — Его нашли на Вагонетной станции. На него смотреть было страшно — весь в крови, в синяках, отощал, будто скелет. И языка у него не было — говорят, вырезали. Бедняга долго не продержался, умер через неделю от какой-то неведомой болезни, из-за которой у него кровь пузырями шла из ушей и изо рта. Рассказать он, конечно, ничего не рассказал, но говорят, что он спать не мог — боялся — и потому сидел в кровати и рисовал, всю неделю, до самой смерти. |