Книга Унэлдок, страница 24 – Юрий Саенков

«Раб!» — каркнула на крыше ворона, и Славка окончательно проснулся.

Низкое солнце уже вовсю лупило через окна-бойницы, прожигая на противоположной стене два сверкающих прямоугольника, в одном из которых, словно в золотой раме, оказался плакат с Ермаком. Лучший певец страны, запрокинув голову, пил из волшебной бутылочки-микрофона своё нескончаемое счастье.

Славка встал, оделся, сделал нехитрую зарядку, умылся, выхватил из кастрюли последнюю картофелину, включил в розетку электросамовар, забрался на кровать и жадно прильнул к форточке.

Всё его существо рвалось туда, где плавились в солнечных лучах далёкие верхушки деревьев, в этот зелёно-голубой простор, наполненный пряной свежестью утра и звуками просыпающейся природы. Но когда ещё ему удастся вернуться туда? И удастся ли? А сейчас всё это лишь видимый фон его новой жизни. Как картина на стене. Переливной календарик.

Он ожидал, что с самого утра к нему кто-нибудь придёт хотя бы разъяснить, что делать дальше. Но о нём, казалось, забыли.

Ближе к полудню по округе что-то громко застрекотало.

Славка, привлечённый звуком, снова полез к окошку и увидел, как на площадку возле гавани, поднимая облака водяной пыли, садится небольшой белый вертолёт. Из вертолёта вышел худощавый мужчина с серебристым чемоданчиком. У взлётно-посадочной площадки гостя встречали блондинчик и один охранник. Все вместе они направились к бараку. Когда процессия была уже близко, Славка отлип от окна и спустился вниз. Дверь отворилась.

— Проходите, сударь! — белобрысый поспешно отступил под вешалку, пропуская в комнату незнакомца. Охранник остался снаружи. — Вот он.

Мужчина мельком взглянул на Славку и прошёл на середину комнаты.

— Мне нужен стул, — сказал он, деловито осмотревшись. — А лучше два. Поставь вот сюда, к кровати.

Белобрысый метнулся за табуретами.

Мужчина подошёл к сидящему на кровати Славке. Лет ему, на вид, было за сорок. Белоснежная рубаха, светло-серые «с проблеском» брюки и такой же жилет с едва приметными узорами. Глубоко посаженные голубые глаза смотрели внимательно и строго.

— Что с губой? — безо всякого интереса спросил он.

Славка машинально облизнул разбитую во вчерашней потасовке губу.

— Это он ударился, ваше благородство, — пояснил Аркаша, расставляя табуреты.

Доктор бросил неприязненный взгляд на белобрысого и сел. На второй табурет он поставил свой чемоданчик, закатал рукава рубахи, щёлкнул замками, достал упакованные в целлофан резиновые перчатки. Волосатое запястье доктора охватывал красный браслет. Значит, осматривать Славку приехал не простой врач, а, как минимум, руководитель какой-нибудь крупной клиники.

— Свободен, — сказал мужчина, натягивая перчатки.

Белобрысый бесшумно выскользнул за дверь.

Доктор вытащил из чемоданчика планшетку, включил её, быстро застучал по экрану пальцами, замер что-то изучая, потом удовлетворённо выдохнул и перевёл взгляд на Славку.

— Ну-с, дружок! Как тебя зовут?

— Рабом меня тут зовут, — буркнул Славка.

Мужчина кисло улыбнулся и снова застучал пальцами по экрану.

— Фамилия твоя Ладов, зовут Ярослав. Так?

— Нет, моя фамилия раб. И зовут меня раб.

Доктор вздохнул, положил планшетку на чемоданчик, встал и пошёл к выходу. Стоя на пороге, он что-то негромко сказал в открытую дверь и вернулся в комнату. Вслед за ним вошёл невысокий узкоглазый охранник.

Гвардеец с перекошенным лицом подскочил к кровати, ухватил Славку за нижнюю губу и притянул к себе.

— Ты что тут выступаешь! — зашипел он, брызжа слюной. — Отвечай на вопросы, паскудина сраная! Отвечай как положено!

Напоследок узкоглазый дёрнул так, что у Славки от боли задёргался глаз, а по подбородку из лопнувшей губы побежала струйка крови.

— Это было лишнее, — нахмурился доктор. — Но всё равно спасибо.

Охранник щёлкнул каблуками и удалился.

— Моё время очень дорого, — врач говорил таким спокойным тоном, будто продолжал ненароком прерванную светскую беседу. — И я не хочу обременять твою хозяйку лишними тратами. Понимаешь? Поэтому давай закончим побыстрее.

Он обтёр Славкин подбородок и лопнувшую губу едко пахнущей ваткой, бросил ватку на пол и снова взял планшетку.

— Так как, говоришь, тебя зовут?

— Ярослав Павлович Ладов, — ответил Славка.

Бунтовать больше не хотелось.

Мужчина, не отрывая взгляда от экрана, ободряюще кивнул.

— Так. Контрольную вакцинацию проходил в марте прошлого года. Правильно?

— Да.

— В половую связь когда последний раз вступал?

Славка замялся и едва слышно выдавил:

— Никогда.

— Да ну! — на восковом лице доктора проскользнуло некое подобие улыбки. — Экземпляр! Руку протяни!

Славка послушно вытянул руку.

Мужчина достал из чемоданчика небольшую серую коробочку с голубым светящимся экраном и приложил её к Славкиному запястью. Коробочка щёлкнула, уколола не больно и начала негромко попискивать. Когда писк стих, доктор, поглядывая в экран, опять застукал по планшетке.

Потом он попросил Славку лечь на живот, приспустить штаны и раздвинуть ягодицы. Прыснул чем-то прохладным, подождал секунд десять, посветил люминесцентной лампочкой и приказал переворачиваться на спину. Его руки двигались, как манипуляторы тонко настроенного робота. Его взгляд не менял безучастного выражения, независимо от того, что он в тот момент проделывал над Славкиным телом: засовывал ли ему в мочевой канал тонкий белый ёршик, проверял ли голову на вшей, прослушивал ли лёгкие или прощупывал лимфоузлы, стучал ли молоточком по коленке или светил лампочкой в оба глаза, оценивал ли состояние зубов или измерял температуру. Когда через час, не прощаясь и ничего не объяснив, доктор ушёл, Славка ощущал себя вывернутым наизнанку.

А ещё через полчаса вернулся тот самый узкоглазый охранник. Ничего не говоря и не объясняя, он быстро подошёл к сидящему у стола Славке и толчком ноги в грудь опрокинул его с табурета. После чего начал мыском армейского ботинка наносить не слишком сильные, но болезненные удары по голове и телу, сопровождая каждый словами:

— Отвечай, когда спрашивают! — удар;

— Молчи, если не спрашивают! — удар;

— Делай всё, что прикажут! — удар;

— Отвечай, когда спрашивают!..

Снова и снова, он вбивал эти правила в скорчившуюся на полу жертву. Завершился этот урок смачным плевком, звонко влипшим в Славкин разодранный подбородок.

* * *

Остаток дня он провёл взаперти в полном одиночестве.

К форточке больше не лазил. Смотреть из окна на залитый солнцем простор было всё равно, что разглядывать выставленные в витрине магазина кушанья, не имея возможности их купить. Он ходил из одного конца комнаты в другой и вспоминал: отца, Вальку Зуева, школу, карусель, занятия в хоре, классную руководительницу Марго, как учился играть на гитаре, как влюбился в школьную красавицу Мими, как погиб отец, как его допрашивали, как отправили в интернат для «белых», как устроился на работу в артель — шаг за шагом он мысленно проходил свой путь до того самого момента, как оказался запертым в этой комнате.