Книга Поместье Лейкседж, страница 21 – Линдалл Клипстоун

Меня будит сильный стук в дверь. Я сажусь. Комнату заливает яркий свет, струящийся через окно. Я провожу рукой по лицу и оглядываюсь. Все осталось так, как было до того, как я заснула. Воды не было и нет, пол устлан тканью, которую я сняла с мебели.

Снова раздается быстрый и нетерпеливый стук. Все еще сонная, я вылезаю из постели и пересекаю комнату.

За моей дверью монстр. Увидев меня, он делает шаг назад. Смотрит в упор, затем быстро отворачивается.

– Ты спала.

Я скрещиваю руки на груди. На мне ночная рубашка из потускневшего хлопка с кривым швом на плече. Мои волосы спутаны в узел.

– Я спала.

– Сейчас полдень.

– Последние дни были несколько утомительны.

Он поднимает бровь. Затем его рот растягивается в легкой улыбке.

– Мягко сказано.

Я ищу на его лице намёки на то, что я видела вчера вечером во время ритуала. Существо, которым он стал, когда его порезала, поймала и поглотила почерневшая земля. Мои глаза переходят от шрамов на его лице к шрамам на его шее. Я знаю, что тьма – она все еще там.

Но при дневном свете легко подумать, что Роуэн Сильванан – всего лишь красивый мальчик с острыми чертами лица и тенями усталости под глазами.

Он смотрит мне прямо в глаза. Ничего не говорит, но и не уходит.

– Ты разбудил меня по какой-то причине, или?..

– О. Да. Я кое-что принес.

Он выходит обратно в коридор. Раздается звук – скрип дерева по дереву, и он возвращается с большим сундуком. Когда он заносит сундук в мою комнату, его рукав задирается. Он все еще в перчатках, как и всегда. Но между манжетой рубашки и краем перчатки на запястье – свежая льняная повязка.

Я думаю о том, как он воткнул нож себе в руку. Холод в его голосе, когда он произнес мое имя.

Монстр ставит сундук в изголовье моей кровати. Когда он замечает мой взгляд на его повязке, то снова опускает рукав.

– Кловер сказала мне, что использует вашу кровь в ритуалах.

В животе все сжимается от одной мысли об этом.

– Тебе каждый раз приходится так резать себя?

Не обращая внимания на мой вопрос, он кивает в сторону сундука:

– Давай, открывай.

Я приседаю и провожу пальцами по крышке. От полированного дерева пахнет пчелиным воском. Он явно старый, но открывается без скрипа. Внутри аккуратно сложена одежда. Целый летний гардероб, завернутый в бумагу, как конфеты в банке. Ночные рубашки, лифы, сарафаны и носки с лентами. И платья. Так много платьев. Я провожу пальцами по складкам бумаги.

– Чье это?

Роуэн смотрит на меня так же, как он посмотрел на меня, когда я спросила его имя. Как будто ответ должен быть очевиден.

– Твое.

– Но у меня есть одежда.

Он смотрит на камин, в котором все еще валяется мое перепачканное платье.

– Я и не говорил, что ее у тебя нет.

Я закрываю крышку сундука и подхожу к камину, чтобы вытащить платье. Провожу пальцами по рваному подолу, по вышивке вокруг воротника и манжет. Я была так горда, когда делала это. Темно-зеленый льняной пояс, вышитые детали. Но теперь все, что я вижу, – это неровный крой и торчащие нити.

– Мне ничего от тебя не надо… За исключением того, что ты пообещал. Что Ариен будет в безопасности. А я знаю, что это обещание ты не выполнишь.

Роуэн проводит рукой по волосам и вздыхает.

– Когда я пришел к вам в дом, я сказал все как есть. Я ему помогу. Они с Кловер уже начали свои занятия в библиотеке.

Я думаю об Ариене, о том, как его лицо озарилось тоской и надеждой, когда Роуэн высказал свое предложение. А затем страх, который все рос, пока монстр говорил ему о том, как он поступит в случае отказа.

– Знаешь, это был жестокий трюк. То, как ты ему угрожал, вынуждал его пойти с тобой.

– Он был нужен мне здесь до полнолуния. Не было времени, чтобы объяснить правду.

– И ты думаешь, что это оправдывает то, что ты сделал?

Он подходит ближе, и его голос становится мягче:

– Теперь ему не нужно скрывать, кто он.

Я так сильно сжимаю кулаки, что ногти впиваются в кожу и оставляют следы в форме полумесяца.

– Не делай вид, будто ты оказал ему услугу. Если бы ты действительно заботился об Ариене, боролся бы сам со своей Гнилью.

Роуэн медленно тянется к своему рукаву. Он заворачивает его до локтя и показывает мне свою обнаженную руку. Кожа вокруг бледной льняной повязки покрыта шрамами – старыми, рваными, плохо заживающими ранами.

– Я боролся с ней, Виолетта, – он произносит мое имя тихо, слово это часть заклинания. – И все еще борюсь. И если бы у меня был другой выбор, если бы был способ сделать это без твоего брата, я бы им воспользовался.

Я не могу отвести взгляд от его вытянутой руки. Шрамы, порезы. Прежде чем я успеваю понять, что делаю, я протягиваю руку и дотрагиваюсь до него. Движение почти бессознательное. Моя рука гладит его кожу. Он вздрагивает, но позволяет мне прикасаться.

– Сколько раз ты это делал?

– Кловер вместе со своим заклинанием приехала сюда около года назад. С ней мы проводили ритуал, кажется, около двенадцати лун.

– Кажется?

– До того, как появилась она, я пробовал самостоятельно.

Я представляю себе одно и то же безжалостное повторение ритуала – нож, кожа, порез, – совершаемое снова и снова, луна за луной. Так много раз, что он сбился со счета.

– Как вообще все это началось?

Его глаза опускаются, он прячет взгляд под ресницами и долго молчит.

– Это началось, потому что я сделал кое-что ужасное.

– Ты о том, что случилось с твоей семьей?

– Да. И это тоже.

В его голосе нет ни капли жалости.

– Ты и правда утопил их, так ведь?

– Я уже сказал тебе. Все, что обо мне говорят, – правда.

Мое сердце начинает биться быстрее. Я моргаю и вижу только темную воду. Воду в озере, воду, которая наполняла мою комнату ночью во сне. Озеро унесло их жизни, и теперь вода, берег, земля – все отравлено и разрушено.

– Так что это все твоя вина. А теперь ты хочешь, чтобы Ариен это исправил.

– Да.

Моя рука все еще касается его руки. Не отрывая взгляда от шрама чуть выше его запястья – белого, давно зажившего, – я крепче сжимаю пальцы. Он резко вздыхает.

– Возможно, ты и провел двенадцать и более лун, причиняя себе вред, – я поднимаю на него глаза, – но я не позволю тебе сделать то же самое с ним.

На лице Роуэна появляется странное выражение. Точно так же он выглядел в лесу, когда его ранили, а я собиралась бежать. Так же он выглядел в свете костра, когда я заметила, что он слушает мой рассказ.