Книга Мы начинаем в конце, страница 9 – Крис Уитакер

— Спасибо.

Уок прошел за Винсентом по извилистой дорожке, поднялся на крыльцо, очутился в прохладном полутемном холле. Бумажные обои с цветочками — привет из семидесятых; миллион бархатных воспоминаний.

— Я постель перестелил.

— Спасибо.

— И продуктов привез — они в холодильнике. Курица и еще…

— Спасибо.

— Не обязательно благодарить за каждую мелочь.

Над камином висело зеркало; Винсент прошел мимо даже не подняв глаз. Он теперь двигался иначе — каждый жест был продуман и выверен. Уок знал, что в первое время — целых несколько лет — Винсенту приходилось очень тяжело, и речь шла не о слезах в подушку, а об участи симпатичного юноши, помещенного к законченным выродкам. Уок и Грейси Кинг писали письма — и судье, и в Верховный суд, и даже в Белый дом. Умоляли хотя бы перевести Винсента в одиночную камеру. Ни черта не добились.

— Посидеть с тобой?

— Не надо. Езжай, занимайся своими делами.

— Хорошо. Попозже загляну.

Винсент проводил Уока до двери и протянул руку для пожатия.

Уок же обнял его — друга, который наконец-то вернулся. И не позволил себе задержать мысль на том факте, что Винсент вздрогнул, что напрягся в его объятиях.

Оба повернули головы на шум двигателя. По Сансет-роуд ехал знакомый внедорожник «Эскалейд».

Дикки Дарк остановил машину, вылез. В громоздком своем теле ему было неловко, как в костюме не по росту. Он держался ссутулившись, не поднимал глаз. Пиджак, рубашка, брюки — всё черного цвета. И он всегда так одевался. Будто напоказ траур носил.

— Винсент Кинг, меня зовут Дикки Дарк. — Голос глубокий, серьезный. Ни намека на улыбку. Улыбки Дарка вообще никто не видел.

— Я получал ваши письма, — сказал Винсент.

— Город изменился, не так ли?

— Так. Кроме дерева желаний, я здесь ничего не узнаю. Помнишь, Уок, под корнями у нас была сигаретная заначка?

Уок рассмеялся.

— Помню. А еще мы там держали упаковку «Сэма Адамса» ^[11].

Помедлив, Дарк обдал Уока парализующим холодом глаз, после чего переключил внимание на Винсентову собственность.

— Последний на улице дом ваш. И участком владеете вы, Кинг.

Винсент взглянул на Уока.

— Миллион плачу. Нынешняя стоимость — восемьсот пятьдесят тысяч, учитывая, в каком состоянии находится дом. А рынок — он изменчивый.

— Дом не продается.

— Я даю хорошую цену.

Уок улыбнулся.

— Отстань, Дарк. Человек наконец-то дома, а ты…

Дарк еще некоторое время сверлил Винсента глазами, потом развернулся и не спеша зашагал прочь — такой огромный, что даже протяженность его тени казалась неестественной.

Винсент неотрывно смотрел ему вслед, будто видел нечто не доступное Уоку.

* * *

Робину разрешалось оставаться в классе на три часа дольше, чем остальным детям. Под присмотром мисс Долорес он ждал, пока у сестры закончатся занятия в школе. Мисс Долорес согласилась сравнительно легко — во-первых, потому, что за Робина просил Уок, а во-вторых, потому, что сам Робин не доставлял ни малейших хлопот.

Увидев сестру, он живо собрал вещи, подхватил рюкзачок и бросился навстречу. Дачесс присела перед ним на корточки, обняла его, помахала мисс Долорес, и они пошли домой.

Дачесс помогла брату с ремешками рюкзачка. Убедилась, что он не забыл в садике ни хрестоматию, ни бутылочку воды. Округлила глаза, увидев нетронутый сэндвич.

— Ты почему не поел?

— Прости.

Они вышли на стоянку, миновали припаркованный школьный автобус и несколько родительских внедорожников. Поодаль, на лужайке, разговаривали учителя. Чуть дальше ребята гоняли футбольный мяч.

— Нужно кушать, Робин.

— Да, только…

— Что?

— Ты дала мне один хлеб. В серединке, между ломтиками, пусто, — с неохотой сообщил Робин.

— Не выдумывай.

Робин глядел себе под ноги.

Дачесс развернула пакетик с завтраком.

— Вот чёрт…

— Все нормально.

— Нет, не нормально. — Она положила ладонь ему на плечико. — Дома хот-доги приготовлю.

Робин улыбнулся, довольный.

Они принялись по очереди пинать камушек. По всей Ист-Харни-стрит прогнали, до самого последнего дома, до канализационного стока, куда, с Робиновой подачи, камушек и отправился.

— У тебя в классе ребята про маму не болтали? — спросил Робин, когда на переходе Дачесс взяла его за руку.

— Нет.

— А у меня болтали. Рикки Тэллоу мама кое-что сказала про нашу маму.

— И что же?

Они нырнули под плакучую иву — там пряталась тропка, по которой можно было с Фордхем-стрит попасть прямо на Дюпон-стрит.

— Что ему к нам больше ходить нельзя, потому что наша мама плохо за нами смотрит.

— Тогда ты к ним ходи.

— Нет, у него папа и мама все время ругаются между собой.

Дачесс потрепала брата по волосам.

— Хочешь, я поговорю с миссис Тэллоу? Может, что и придумаем.

— Ага.

Дачесс знала Лию Тэллоу. С Уоком работает; их в полицейском участке только двое, да еще Лу-Энн — старая, столько не живут. Вот случись в Кейп-Хейвене настоящее преступление — разве они его раскроют? Да никогда.

— Еще Рикки говорит, скоро его брат в колледж поступит, и тогда он займет его комнату. А в той комнате — аквариум… Дачесс, я тоже хочу аквариум.

— У тебя есть маска для ныряния. Любуйся рыбами в океане.

На Мейн-стрит, у закусочной Рози, тусовались девчонки. Знакомая компашка с неизбежными молочными коктейлями. И занимают всегда конкретные два столика, на самом солнце. Дачесс и Робин прошагали мимо, за ними потянулся шлейф смешков и шепотков.

Они вошли в бакалею, увидели за прилавком миссис Адамс.

Дачесс выбрала банку сосисок, Робин притащил упаковку булочек. В кошельке было три бумажки по одному доллару. Всё, чем располагала Дачесс.

— Может, еще картошку возьмем — соломкой, чтоб жарить?

Она взглянула на запрокинутое личико Робина.

— Не получится.

— Ну тогда хотя бы кетчуп… Без него хот-доги сухие.

Дачесс поставила банку с сосисками на прилавок, положила булочки.

— Как дела у твоей мамы? — Миссис Адамс глядела поверх очков.