Книга Гринвич-парк, страница 16 – Кэтрин Фолкнер

— Мы освобождали место для… йоги, — импровизирую я.

Тогда я впервые пригласила Рейчел к нам домой.

— Здесь мы и живем, — сказала я.

— Что… это все ваше? — Она тихо присвистнула, стряхивая с себя джинсовую куртку, и задрала голову, разглядывая люстры. — Ни фига себе! С ума сойти!

Мне ее изумление доставило удовольствие. Я провела Рейчел на кухню, стала наливать воду в чайник.

— Слушай, а вдруг под полом золото спрятано. Вы никогда не проверяли?

Я завинтила кран, думая, что из-за шума воды, возможно, что-то не так услышала.

— Прости, что мы не проверяли?

— Золото не искали? Под половицами? Его полно в домах на этой стороне парка.

Я поставила чайник. Подумала, что, возможно, она надо мной подшучивает. Мне говорили, что я шуток не понимаю, все принимаю за чистую монету.

— Ты что, правда про это не слышала?

Я покачала головой.

Рейчел уселась на табурет и, щурясь, взмахом руки показала на потолочную розетку.

— В ту пору, когда строили эти дома, здесь поселялись богатые торговцы, — начала она. Затем, резко повернувшись, указала пальцем в сторону окна: — Люди постоянно ездили через парк, везли с собой золото, драгоценности, деньги, ткани и все такое.

Она ненадолго умолкла, чуть прищурилась.

— Но по другую сторону парка, в Блэкхите, орудовали грабители. Дорога на Вулидж была безопасной, по обеим сторонам высились стены, бандитов там не было. Но иногда приходилось ехать через Блэкхит. А разбойники не знали жалости.

Рейчел бросила взгляд в окно, словно хотела убедиться, что за нами никто не наблюдает из кустов роз.

— Существует множество всяких историй: как они срывали у женщин с шей ожерелья, разрубали в щепки кареты, если думали, что внутри есть золотые монеты. Перерезали упряжь и, вскочив на лошадей, мчались прочь. А криков о помощи никто там не слышал — ори не ори.

Я выдавила из себя смешок, давая Рейчел понять, что не принимаю всерьез ее россказни, но пусть я ей и не верила, мне хотелось услышать больше.

— Только вот король и его окружение не знали, — продолжала Рейчел, накладывая сахар в чай, — что богатые торговцы Гринвича были в сговоре с грабителями Блэкхита. Именно поэтому им сходили с рук их преступления. Торговцы покровительствовали разбойникам и за то всегда получали свою долю награбленного золота. Разумеется, им светила бы виселица, если б король узнал об этом, потому они прятали добычу в своих домах. Обычно под половицами. Честное слово! Я сама где-то читала об этом. — Рейчел остановила на мне взгляд. — Серьезно, поверить не могу, что ты ничего об этом не слышала. Здесь многие находят клады в своих домах — ювелирные украшения, антиквариат, всякие разные ценности. Бывает, что и целые состояния.

Я задумалась. Или все-таки я что-то такое слышала? По-моему, мама однажды рассказывала, что люди, живущие где-то неподалеку, нашли кубышку со старинными монетами.

— Возможно, — нерешительно промолвила я.

Теперь я краснею от стыда, вспоминая, как указывала Рейчел на верхнем этаже — в стороне от строительных работ — такие места, где половицы неплотно пригнаны друг к другу. Как поднимала мамин ковер, переворачивала диван. Нас обеих пьянила мысль, что мы можем отыскать в доме спрятанные сокровища. Одержимая этой идеей, Рейчел настояла, чтобы мы продолжили поиски в спальне, ванной, в других комнатах. Но, разумеется, таких половиц, которые отходили бы сами собой, мы не нашли, а как их поднять, не разворотив весь дом, придумать не могли и в итоге бросили это дело. После Рейчел даже кофе пить не захотела. К тому времени, когда Дэниэл вернулся с работы, ее уже и след простыл, а у меня не было сил ставить на место мебель.

— Хелен, по-моему, она абсолютно нормальная, — поддерживает меня Серена, бросая косой взгляд на Дэниэла. — Хорошо, что ты с ней подружилась.

У Серены просто талант гасить скандалы. Щекотливые ситуации она сглаживает так, будто расправляет складки на скатерти. Дэниэл улыбается ей и затем, повернувшись ко мне, говорит более мягким тоном:

— Я не был возмущен. Просто немного удивился при виде сдвинутой мебели. — У него чуть заплетается язык, отчего я раздражаюсь еще больше.

— Ну, сдвинули диван один раз, и что? Небо упало? — сердито вопрошаю я. — А ты все никак не успокоишься.

— Расслабься, Хелен. Я просто подтруниваю над тобой, — спокойно ответствует он. Но я уже взвинчена, злость клокочет в горле, и сдержать ее я не могу.

— Наша гостиная сейчас не самый прелестный уголок на свете. Как там диван ни поставь, уютнее она не станет.

— Ну вот, началось. — Дэниэл теперь тоже злится. — Ну, конечно, это я во всем виноват. Ишь, ремонт затеял, гад.

— Я этого не говорила.

— Ты только это и говоришь.

Мы продолжаем пререкаться. Рори и Серена тактично помалкивают, отводя от нас глаза. Я с ужасом вспоминаю, что они и прежде так себя вели, когда становились свидетелями наших супружеских перебранок.

Я сдерживаю свой запал, твердо вознамерившись не допустить, чтобы наши пререкания вылились в безобразный скандал. И лишь когда гнев утихает, осмеливаюсь посмотреть на стол. Дэниэл снова наполнил свой бокал и с притворным интересом изучает этикетку на винной бутылке. Поймав взгляд Серены, я беззвучно, одними губами, извиняюсь. Она морщит лоб, как бы говоря: «Ерунда». Качает головой, давая понять, чтобы я не волновалась. Подливает себе и мне воды, и Рори тоже.

В тот вечер по возвращении домой Дэниэл почти сразу валится на кровать, медленно смежает отяжелевшие веки, пряча под ними бегающие зрачки, и проваливается в пьяный сон. Вскоре я слышу, как мой муж дышит с присвистом — верный признак того, что он крепко спит. Очки его, словно неся вахту, лежат на книгах, которыми завалена прикроватная тумбочка с его стороны. Без очков его лицо кажется каким-то неприкаянным, незаконченным, словно детский рисунок.

Я разворачиваю записку, что нашла в ванной Серены и Рори. Ногтем большого пальца разглаживаю примятости на бумаге и долго смотрю на текст. РРХ. Может быть, «В» — это какое-то прозвище Серены? Нет, вряд ли. Я наткнулась на что-то дурное, не предназначенное для моих глаз. Это ясно как божий день. «Ох, Рори, Рори, — мысленно вздыхаю я. — Во что ты ввязался?»

Я все смотрю и смотрю на записку. Буквы начинают расплываться и сливаться перед глазами. Вскоре это уже вовсе и не буквы, а какие-то очертания, символы. В конце концов, так ничего и не надумав, я закладываю записку между страницами в конце книги, которую читаю, и выключаю лампу, что стоит на тумбочке.

Прислушиваюсь к глубокому ритмичному дыханию Дэниэла. Прислушиваюсь к тихим взрывам смеха где-то в ночи, к гудению стиральной машины внизу, к шуму ветра, гуляющего по холму и со свистом пролетающего мимо наших окон. Долго не могу уснуть.