Книга Гринвич-парк, страница 51 – Кэтрин Фолкнер

До сих пор не понимаю, почему я скрыла это от полиции. Само собой получилось. Я утаила не намеренно. Просто к слову не пришлось.

— Значит, вы видели, как она беседует с мистером Чарли Хаверстоком. И думаете, это было примерно в четверть девятого? — уточнил следователь.

— Да, пожалуй.

— Ладно. И после этого вы не видели мисс Вэллс и с ней не общались, так?

Тогда в моем понимании это не была ложь. Я просто согласилась. Вежливо согласилась. Чтобы никому не усложнять жизнь. В принципе, я сказала правду, но эта правда была сродни лжи. Вроде бы я видела ее позже, когда выходила из ванной… Но видела-то я лишь спинку синего платья и еще чью-то тень. О чем тут вообще можно говорить? Мне казалось, что, сказав об этом, я, возможно, пущу полицию по ложному следу, запутаю следствие. А потом я и опомниться не успела, как они закрыли свои блокноты, кивнули на прощание и ушли. Я спохватилась слишком поздно.

Себя я убедила, что это не была ложь. Но теперь мне кажется, что я солгала. И чем больше думаю об этом, тем сильнее меня гложут сомнения.

— Подвал… это ведь может быть важно, Чарли, — опять начинаю я, скручивая в руках салфетку. — Как по-твоему? Тот, кто пошел туда с ней… возможно, этот человек как-то причастен к ее исчезновению.

Чарли хмурится, набивая рот едой.

— Следователь оставила визитку, — быстро говорю я. — Она — приятная женщина. Я ей позвоню. Скажу, что… вспомнила кое-что. — Мне уже не терпится позвонить. Я уже испытываю облегчение от того, что избавилась от чувства вины.

— Кэти, на твоем месте я бы не стал звонить.

Голос у Чарли спокойный, но твердый. Я в смятении смотрю на него.

— Ты о чем?

— Вот послушай, — говорит он, глубоко вздохнув. — По большому счету, неважно, что ты им сказала. Они опрашивают кучу народа, выясняют, кто что видел на вечеринке.

— И что с того?

— А то… Зачем ты хочешь привлечь к себе внимание, еще больше впутаться в эту историю? Признаться, что ты солгала в первый раз, когда с тобой беседовали? — Чарли качает головой. — Кэти, подумай, как это будет выглядеть.

У меня в груди поднимается паника.

— Нет, постой, — возражаю я. — Чарли, я не лгала. Это было не так. Просто… Просто я забыла упомянуть один факт. Да они и сами сказали: если я вспомню что-то еще…

— Ну да, конечно, — фыркает Чарли. — Они хотят, чтобы ты так думала, — грустно улыбается он, мотая головой. — Изменила показания — ну и что? Ничего страшного. Якобы им можно рассказать все что угодно. Поверь, это ловушка. Непоследовательность — это самое опасное. Они, если захотят, могут раздуть из этого бог весть что.

— Чарли, не будь параноиком. Полиция не станет меня преследовать!

— Как скажешь, — пожимает он плечами. Затем отламывает кусочек пападама и макает его в красный соус. — Я просто обращаю твое внимание на то, что они умеют передергивать факты. Вспомни, как было со мной.

Я вздыхаю. Чарли, я знаю, не любит говорить о том, что случилось с ним в минувшем году. Он, конечно, идиот, что принес в клуб кокаин, хотя сам он никакой не наркоторговец. Самое смешное, что порошок предназначался для Рори и его приятелей.

Чарли до сих пор, как в детстве, с благоговением взирает на старшего брата. Все пытается угодить ему, исполняет любую его прихоть. Когда полицейский, работавший под прикрытием, поймал Чарли с поличным, я сразу сообразила, почему он отказывается выдать «друга», для которого купил кокаин. И поскольку он не соглашался назвать имена (а может, из-за того, что его отец — известная личность, а сам он богат и остроумен, что всегда оказывало ему плохую услугу), полиция настаивала, чтобы ему дали максимальный срок — за распространение наркотиков. Хотела устроить показательную порку.

К счастью, адвокат, которого нанял Рори, знал свое дело, и судья отнеслась к нему с большей симпатией, чем полиция. Она приняла во внимание заявление Чарли о том, что кокаин предназначался только для него самого и его друзей. В общем, Чарли повезло, что он отделался условным сроком. И не лишился возможности работать.

Официант приносит горячее. Кладет перед нами деревянную доску с нааном, ставит различные блюда с карри. Предупреждает, что можно обжечься, что есть нужно осторожно. Стол заставлен мисочками и тарелками, бокалы с вином звякают от соприкосновения с металлической посудой. В нос бьют одуряющие запахи имбиря и чеснока. Мгновение мне кажется, что меня вот-вот стошнит.

— Послушай, — наконец произносит Чарли, ладонью накрывая мою руку, — во-первых, я уверен, что никакой беды с Рейчел не приключилось.

Хотелось бы в это верить. Я смотрю на него, чувствуя, как у меня снова сжимается горло.

— Ты так думаешь?

— Конечно, — стискивает он мою руку. — Наверняка она вернулась к своему парню. Или к маме. Или к подруге. Черт, Кэти, откуда мне знать? Вариантов масса. Насколько я могу судить, нет оснований думать, что с ней случилось что-то плохое.

Я отнимаю у него свою руку, скручиваю салфетку.

— Полиция не стала бы ее искать, если б не опасалась за ее благополучие.

— Ну хорошо, даже если с ней что-то случилось… ну, не знаю. Почему… почему обязательно в подвале? Может, подвал здесь вообще ни при чем. — Он макает наан в один из красных соусов. — Мне кажется, если ты изменишь показания, это их насторожит. И, возможно, отвлечет от чего-то, что по-настоящему важно. Как ты считаешь?

Он откусывает лепешку. Глядя на Чарли, я вспоминаю тот вечер, когда увидела его вместе с Рейчел, вспоминаю, как он скользнул ладонью по ее боку.

— Чарли, о чем ты беседовал с Рейчел. Когда я увидела вас в тот вечер?

— Ты о чем? — мрачнеет он.

— Не придуривайся. Вы стояли вдвоем, у книжного шкафа. Очень долго. Только ты и она. Ты стоял к ней почти вплотную. О чем вы так долго разговаривали, если ты только-только с ней познакомился? — Чарли отводит глаза, устремляет взгляд на дождь за окном. — О чем, Чарли?

— Ни о чем!

— Что значит «ни о чем»?

— Не знаю… ни о чем! Просто трепались. О всякой ерунде.

Он утыкается взглядом в колени, снова переводит его на заливаемое дождем окно. Прежде я думала, что ему нечего скрывать. А теперь сомневаюсь. Хочу верить, что он не лжет. Очень хочу. Но потом вспоминаю, как они с Рейчел были поглощены руг другом, когда я увидела их беседующими на вечеринке.

И позже: когда он нашел меня в саду. Почему он был весь в пыли, если спустился в подвал лишь на минутку?

— Не понимаю тебя, Кэти, — опять начинает Чарли. Его голос теперь другой. Более жесткий. — Ты видела эту девушку сколько раз: один, два? Почему ты допрашиваешь меня? — Он наклоняется ко мне. — Что ты пытаешься выяснить? По-твоему, я имею какое-то отношение к ее исчезновению?

— Конечно же нет. Что за глупости!