Книга Цена магии, страница 74 – Денис Лукьянов

— Ты не будешь говорить ей о Платзе?

— Боюсь, что этого она совсем не выдержит. Скажу ей как-нибудь потом.

Они поднялись на второй этаж, и Лолли открыла дверь комнаты — ключ лежал на прикроватной тумбе. Первым делом она направилась к шкафу и, открыв его, с радостью обнаружила всю свою одежду на месте.

— А ведь это было такое хорошее пальто… — пробубнила она.

Солнце пробивалось через небольшое окно, и было в нем что-то этакое — игривое и радостное. Не то оттого, что они все же вернулись домой, и беготня закончилась, не то — по некой другой, необъяснимой причине. Как там говорил Супримус? Да, некоторые вещи нам не понять и не объяснить.

Лолли перевела взгляд на романтика, который с интересом разглядывал свое отражение в зеркале, поправляя волосы. Да, что-то действительно не объяснить и не понять — и почему они всегда таскаются вдвоем? Какой-то роман, определенно обреченный на провал — но, почему-то, все еще продолжающийся. К тому же, Ромио, как оказалось, не всегда может быть таким идиотом — он словно сошел со страниц книжки, и ему сложно принимать решения без помощи автора, который до этого прописывал все за него.

Может, из этого что-то, да и выйдет.

Девушка взяла с тумбы ключ, дошла до двери и захлопнула ее. Послышался щелчок замочной скважины, пронзивший тишину скрюченной загадкой.

Дона Роза хотела налить себя чаю, но не удержалась, и вместо этого плеснула в фарфоровую чашечку виски.

— Прямо как Эдрик, — подумала она и вновь разревелась, смотря заплаканными глазами в окно. Из-за слез все вокруг стало мутным и непонятным — это касалось не только изображения, но и будущего. Когда-нибудь рана затянется — но рубец все равно будет напоминать о произошедшем.

Хозяйка Борделя сделала глоток виски, встрепенулась и уставилась в окно, не отводя глаз и просто смотря вперед — не на что-то конкретное.

Платз даже не всплывал в ее мыслях, затуманенных паутиной горя.

Его сознание переступило черту, перешло грань реальности и оказалась с обратной стороны, с изнанки, в огромном озере — это понимание ближе всего к существующему — нестабильности. Вокруг — только темнота, но при этом какая-то невероятная ясность событий.

Сознание Платза растворялось, растекалось и расплескивалось. Оно проникало всюду — в любую точку времени и пространства, и он узнавал все, что случилось и, возможно, должно случиться.

Его разум, то, что осталось от него, еще цеплялся за существование за гранью и подметил одно интересное событие. Платз четко увидел смерть мэра Бурббона, словно на встроенном в голову кинотеатре, и этот факт из прошлого сладким сиропом свалился на окончательно рассыпающееся сознание.

Мысли, лоскутики которых стали внезапно ясными, заставили «как бы мэра» Златногорска испытать самые приятные чувства от сбывшийся мечты — хоть сбылась она не совсем так, как он ожидал.

А потом сознание его окончательно исчезло.

Дверной звонок долго ждал своего часа — он словно бы даже искривился от безделья. Припоминая свои предыдущие ошибки, Инфион не стал стучать в дверь — и воспользовался правильным вариантом. Звонок, будь он живым, заверещал бы от счастья. Впрочем, он и так заверещал — перезвоном, который и покойника мог бы поднять.

Если говорить о сне госпожи Фить’иль — то спала она действительно как убитая, и только такая мелодия могла поднять ее с кровати или кресла. Но в этот раз, волшебнику повезло — хозяйка дома не спала.

Дверь открылась, и на пороге появилась старуха с довольным лицом, что было сравни восьмому чуду света.

— Я рада, что люди наконец-то догадались пользоваться этим звонком, — оттараторила она и только потом подняла глаза. Выражение лица тут же изменилось — на коктейль из грусти и удивления. — Ого, Инфион, надо же. Я, сказать честно, тебя уже не ждала.

Госпожа Фить’иль легко списывала клиентов со счетов, и так же легко записывала новых — главное, чтобы счета, которые она потом выписывала за комнату, не делали ее банкротом. Практически круговорот жильцов в природе — если один не появляется слишком долго, его место тут же занимает второй.

Волшебник вошел внутрь и вдохнул родной воздух — пахло чаем.

— Тебе повезло, что я не успела сдать комнату другому. А я ведь нашла клиента, — забубнила она. — Считай, что это — благодатный знак в честь нашего старого знакомства.

Она порылась в карманах все того же ужасно красивого платья — которые сама нашила — и достала ключ.

— Заплатить можешь чуть позже — но не задерживайся. Вижу, тебя потрепало. Да и город, что говорить, тоже… — старуха вручила ключик в свободную руку Инфиона. Тот решил ничего не говорить в ответ и, сдерживая приступ смеха, направился к лестнице.

— Инфион! — окрикнула его хозяйка. Обычно его имя, произнесенное таким тоном, не несло ничего хорошего и открывала очередной портал в Ад.

— Да, госпожа Фить’иль? — остановился он.

— Там в кладовой возникла эта… ну, аномалия. Нас немного, как ты там говорил, потрясло. Я хотела включить аномалосос — но стараюсь беречь его. А ты очень удачно вернулся — разберешься, а?

Да, жизнь снова встала в свое привычное русло — оставалось лишь надеяться, что на ее течении не появится внезапных водопадов и рукавов.

Избавившись от помехи и получив довольный «хых» от госпожи Фить’иль, работник Бурта поднялся в свою комнату и сел на кровать. Он посмотрел в окно — на постепенно опускающийся, выжитый апельсин, который сочился лучами.

Со стороны улицы на окно присела чайка, несколько раз ударилась клювом в стекло и, поняв бесполезность своей затеи, упорхала прочь.

Инфион улыбнулся, скинул грязную одежду и лег в кровать. События последних дней сыграли фугу в голове, что отозвалась звоном в ушах — как хорошо, что весь это кошмар закончился. Просто какая-то невероятная карусель, крутящаяся со скоростью, много превышающей рекомендованную — столько всего, приятного и неприятного. Наконец-то этот аттракцион остановился — и появилась возможность ступить на привычную и, самое главное, никуда не уходящую из-под ног землю.

Волшебник повернулся к стене и закрыл глаза.

Вот оно, счастье — когда все идет своим чередом, а не крутится сумасшедшим волчком.

Чайка, жалея о своем недавнем предприятии — биением головы о стекло — рассекала воздушные потоки, делая последний облет над Златногорском, от которого вверх поднималось марево. Птица спикировала вниз, ловко пролетела несколько переулков и села на один из откосов, с вниманием засмотревшись на чиркающего спичкой человека.

В лучах рыжего солнца, что наполняло воздух соком, Денвер закурил трубку. Он зажал ее во рту, листая свежий выпуск «Сплетника Златногорска» — в вечернем свете тот выглядел особенно заманчиво. Да, вышло весьма интересно — расследование в расследовании, увенчанное расследованием. Вот это действительно будоражащая тема — да и, к тому же, столько смертей.