Книга Харроу из Девятого дома, страница 28 – Тэмсин Мьюир

Ты оказалась на похоронах. Ты знала их героиню: ты сама убила ее.

Ты сидела на скамье в часовне, где лежало нетронутое временем тело Цитеры из Первого дома. Чтобы пережить неловкость, ты устремилась мыслями куда-нибудь подальше отсюда.

Ты убрала руки поглубже в перламутровые рукава и сгорбилась, чтобы снежно-радужная ткань закрыла лицо. Даже легкое прикосновение меча к спине заставляло комок расти в груди, а сердце – дико колотиться, как будто оно пыталось сбежать. Но по крайней мере шанс ненароком сблевать заставлял тебя оставаться в сознании. Так низко ты еще не пала. Это были всего лишь четвертые похороны из всех, где ты бывала и где при этом была лично ответственна за появление трупа.

Труп, лежащий на алтаре, засыпали толстым слоем розовых бутонов. Розовато-белых, похожих цветом на полежавшую кость. Сноп роз лежал в ее руках, розы украшали ее бледные кудри, льнули к ее ногам. Милые мертвые губы изогнулись в грустной усмешке. Когда-то ты бы опустилась на колени, на специальную подушечку, покрытую мягкой и нежной человеческой кожей, такой эластичной и приятной. Ты возблагодарила бы Гробницу за то, что тебе довелось увидеть смерть ликтора в таком месте – и выжить. Ты прижала бы ко рту четки, и одну бусину обхватила бы губами (костяшку пальца своей прапрабабки, воплощавшую Камень, Вселенную и Бога). Теперь ты прикидывала, вырубишься ли в течение ближайшей минуты или нет.

Перед алтарем стояла на коленях Мерсиморн. Сверкающий белый плащ спадал с ее плеч, и она плакала – слышно ничего не было, но плечи у нее тряслись так, будто каждый всхлип был взрывом. Она громко скрипела зубами – примерно с таким же звуком орехи грохотали бы в шлифовальной машине. Ты и представить себе не могла, чтобы святая радости плакала по иной причине, кроме злости или разочарования.

Рядом с Мерси преклонил колени бог. Рядом с богом стоял кто-то еще. Ты видела только затылок – и очень светлые волосы. И все. Новый персонаж был высок – даже на коленях он казался выше императора и Мерси. На нем красовались радужные одежды Первого дома, и ты не могла его – или ее – почувствовать. Еще одна черная дыра рядом с другими двумя черными дырами прямо перед тобой.

Через мгновение эта новая фигура сказала высоким, но, кажется, все же мужским голосом:

– Я полностью расклеюсь психологически, если ты не прекратишь издавать эти ужасные звуки, Мерси.

– Я тебя убью, если ты немедленно не заткнешься, жалкая душонка! – огрызнулась святая радости.

– Прекратите, – велел бог Девяти домов, и они замолкли.

Скрежет зубовный слегка поутих. Ты переплела пальцы, скрытые перламутровыми рукавами, покрутила большими пальцами, чуть не ломая их. Ианта смотрела на тебя. Ты посмотрела на нее в ответ – глаза в свете свечей были не видны, но скорее всего они стали голубыми – и поразилась, насколько она измучена.

Она вся как-то потухла. Она лишилась чего-то с тех пор, как ты видела ее последний раз, когда она орала на полу шаттла. Ее взгляд метнулся к щели в твоем плаще, и ты съежилась еще сильнее, чтобы щель закрылась. Она нервно вздернула бровь, будто удивляясь.

– Где мы? – прошептала ты одними губами. Она не ответила.

Через мгновение император заговорил тоном человека, произносящего тост на званом ужине:

– Когда она впервые оказалась в доме Ханаанском, я решил, что произошла ошибка. Вы знаете, что я был на Родосе, хотел увидеть тамошнее чудо, но я не хотел смотреть на женщину, чтобы не оказаться заинтересованной стороной. Узнав, что она некромантка, я дал согласие. Она стала моей ученицей. Ей было под тридцать, насколько я помню. И я знал, что она больна, но не представлял, насколько все плохо, пока Лавдей не ввела ее. Выглядела она так, будто хотела забить нас всех до смерти, и еле могла идти… я хотел поцеловать ее в знак приветствия, а она сказала: «Господи, я не смогу поцеловать тебя в ответ. У меня получилось идеально накрасить губы, и я не хочу смазать помаду».

Странный ликтор коротко засмеялся, потом откинул голову, и ты впервые увидела его вполоборота. Он был очень бледен сероватой, влажной бледностью, подчеркивавшей все выступы черепа. Тонкие нетерпеливые морщинки пролегли под набрякшими глазами и глубоко врезались в кожу у рта. Он выглядел старше, чем выглядел твой отец в год, когда умер. Лицо было надменным, длинным и породистым, а нос – огромным и горбатым. Сейчас ликтор смотрел на императора с выражением невыносимого страдания.

– На самом деле не получилось. Помада была у нее на зубах.

Мерсиморн пробормотала достаточно громко, чтобы это услышали все:

– Конечно, Августин, ты не мог этого не заметить.

А Августин добавил высоким, хорошо поставленным голосом:

– Да, я вспоминаю… Господи! Как летит время! Жуткое было дело. Ее прислали живую, и никто из нас, кроме тебя, ничего не мог сделать. Она принадлежала к первому поколению или ко второму?

– Второму, – ответил бог, – самое начало второго. Мы экспериментировали с Шестой установкой. Некоторые Дома были еще пусты.

– Нет, – вмешалась Мерсиморн, – установка уже работала, потому что Валанси и Анастасия уже были с нами.

Император щелкнул пальцами, как будто она запустила какую-то вспышку нейронов.

– Да, ты права. Мы все ее тогда встретили. Все шестнадцать… и она вела себя так, как будто ее на свадьбе приветствовала целая куча нудных кузенов. Я с трудом держал лицо. Когда вы видели ее в последний раз?

Вопрос прозвучал внезапно. Оба ликтора замолкли на мгновение, а потом тот, кого назвали Августином, ответил:

– Недавно. Десять лет назад. Я сказал, что она становится отшельницей, и она повела себя так, будто я полный идиот… но она была в добром расположении духа.

– Цитера очень хорошо умела создавать нужное впечатление, – сказала Мерсиморн.

– Тебе виднее, – рассеянно ответил Августин.

Этот диалог не успел развиться, потому что император надавил:

– А ты, Мерси?

Ты снова услышала скрежетание зубов. Потом святая радости сказала бесцветным голосом:

– Почти двадцать лет назад. Она слишком много смеялась.

Все трое замолчали, стоя на коленях у алтаря. Лежавшее перед ними тело уже не могло засмеяться. Августин спросил:

– А кто-нибудь помнит ее имя? Настоящее имя Дома? Оно вообще существовало?

– Гептан? – предположил император, но Августин не согласился.

– Нет, это Лавдей. Мы забыли! Очень странно. Кто вообще мог подумать, что такое можно забыть?

Мерсиморн встала. Заправила волосы за уши, открыв обманчиво безмятежное овальное лицо, и обошла алтарь. Завела руки за спину, будто боялась до чего-нибудь дотронуться. Посмотрела в мертвое лицо Цитеры с напряжением, которое по-своему было хуже нежности. Как будто она хотела чего-то от трупа, как будто могла добиться чего-то одной силой желания.

– Зовите ее Цитерой Гептан. Она хотела, чтобы ее так называли. Тогда это казалось мне невыносимым и мерзким, и сейчас мне это кажется невыносимым и мерзким, но она так говорила… Я только один раз видела, как она плакала, – добавила Мерси торопливо, – на следующий день. Когда мы объединили все наши исследования. Когда она стала ликтором. Я сказала, что альтернативы не будет, а она сказала…