Книга Страсти и скорби Жозефины Богарне, страница 15 – Сандра Галланд

Я едва сдержала слезы.

Тетушка Дезире вздохнула и поджала губы. Мне показалось, что резким тоном она пыталась скрыть свое расположение ко мне.

— Милое дитя, ты узнаешь, что твой жених — если ты ему понравишься, конечно, и он согласится на ваш союз — ценит в девушке простоту. И он горячий сторонник «культа естественности», да поможет нам Бог.

Тон, каким она произнесла последнюю фразу, не дал мне понять, делает ли это молодому человеку честь.

— Тетушка Дезире имеет в виду, Роза, — сказал отец, снова укладываясь, — что тебе стоит сменить туалет.

Так я получила еще один урок того, как следует одеваться приличной французской даме.

— Итак, Жозеф, что думаешь? — Тетушка Дезире подтолкнула меня к изножью отцовской кровати. Она велела мне надеть простое батистовое платье и соломенную шляпку с шелковыми цветами.

— Ты одела ее крестьянкой, Дезире. С ума сошла? На улице холод, в этом наряде она простудится насмерть.

Платье, которое было на мне, не слишком отличалось от тех, какие мы носили дома, когда занимались хозяйством. Я огорчилась, что пришлось снять пурпурное парчовое платье, сшитое по распоряжению мамы, но тетушка Дезире настояла. «Они вышли из моды сто лет назад, — сказала тетушка. — Мсье де Богарне никогда не согласится на женитьбу, если увидит тебя в таком».

— У тебя никогда не было вкуса, Жозеф. — Тетушка Дезире поправила мне кудри на висках, чтобы они красиво обрамляли лицо, ниспадая свободными прядями; а-ля неглижанс, ^[19] как она это назвала. — Но, должна признаться, тут я с тобой, пожалуй, согласна… Впрочем, что бы королева ни придумала носить, молодые дамы станут ей подражать, тут уж ничего не поделаешь. — Тетушка Дезире достала из-за корсажа часы. — Ну довольно, дитя, не время медлить.

Растерянная и слегка оробевшая, я последовала за тетушкой Дезире вниз по лестнице в переднюю гостиную. Суета последних минут сбила меня с толку, и я почему-то не рассчитывала встретить мсье де Богарне прямо сейчас. Поэтому, увидев на диване молодого человека в военном мундире и с книгой в руках, я и не подумала, что это он.

— Александр, с твоего позволения, — воскликнула тетушка Дезире, сделав театральный жест, — имею удовольствие представить тебя моей племяннице — и твоей невесте!

Мсье де Богарне, вздрогнув, оторвался от книги, как будто ему доложили о прибытии дилижанса, которого он дожидался.

— О! — Он заложил страницу закладкой, осторожно опустил маленький томик в кожаном переплете на стол и поднялся.

— Мадемуазель Ташер де ла Пажери, — представила меня тетушка Дезире. — Мсье шевалье де Богарне.

Я почувствовала, что мы совершили ошибку с моим туалетом, ибо этот молодой человек в белом парадном мундире с серебряными обшлагами и воротником выглядел более чем изысканно. Волосы (его собственные, не парик — мне это понравилось) были зачесаны назад и красиво напудрены. Нос был, пожалуй, длинноват, но изящен. Изогнутые брови над темными, глубоко посаженными глазами придавали его умному лицу такой вид, будто он задал вопрос и дожидается ответа.

Я сделала глубокий реверанс, удачно предоставив ему (должна признаться) возможность заглянуть мне в декольте. Поднявшись, я протянула ему руку, как научил меня отец: деликатно, слегка отставив в сторону мизинец. Улыбнулась, не открывая рта. ^[20] Очень боялась заговорить, но, по счастью, тетушка Дезире этого и не требовала. Она опустилась на диван и усадила меня рядом с собой. Затем они с мсье де Богарне заговорили о том, не следует ли им остановиться в каком-нибудь другом месте. По-видимому, отель «Грав» мсье де Богарне не устраивал. Тетушка Дезире заметила, что отца не стоит возить с места на место, чтобы он поскорее окреп для долгого путешествия в Париж. Мсье де Богарне сказал, что в таком случае займет комнату в отеле «Дю Монарк». Я, слушая их разговор, поворачивала голову то к одному, то к другой.

Тут в комнату вошла хозяйка, мадам Миньон, с корзиной грязного белья. Она сразу уловила суть происходящего и, запинаясь, спросила, не желаем ли мы подкрепиться.

— Что с этой женщиной? — спросил мсье де Богарне, доставая из серебряного футляра сигару, когда мадам Миньон, самым комическим образом попятившись к дверям, пулей вылетела из гостиной.

— Ее, несомненно, вывела из равновесия цель нашей встречи, — ответила тетушка Дезире.

— Она знает?

— Насколько мне известно, все знают, — закатила глаза тетушка Дезире.

— Оповещать всех не было нужды.

Вошла служанка с графином вина, тарелочкой марципанов и блюдом подгоревших кусочков хлеба, намазанных сливочным маслом. Я отказалась от вина и сладостей, но взяла кусочек хлеба, от которого откусывала понемногу, и вообще старалась вести себя, как подобает приличной даме, хотя хлебные крошки сыпались мне на грудь. Всякий раз, как мсье де Богарне поворачивался ко мне, я улыбалась и строила глазки.

Все это время я придумывала, что бы такое сказать.

— Нас посетила мадам Лонгпре, — наконец произнесла я. — Она сказала, что будет очень рада возможности видеть мсье де Богарне.

Тут последовал небольшой переполох, ибо тетушка Дезире поперхнулась кусочком жареного хлеба и закашлялась так, что на глазах у нее выступили слезы.

— Мадам Лаура Лонгпре? — спросила она.

Я кивнула.

— Разве, когда она была маленькая, моя мама не заботилась о ней?

— Мы с твоей мамой вместе о ней заботились. Лаура тогда была совсем крошкой.

— И до сих пор такой осталась, — заметил мсье де Богарне.

— Какая жалость, что мы не сможем нанести ей визит, — сказала тетушка Дезире.

Тут мадам Миньон объявила, что ужин подан. Как я и опасалась, главным блюдом оказались угри. Я заметила, что мсье де Богарне тоже их не любит; по крайней мере, это у нас с ним общее.

Потом мы сидели у камина в передней гостиной. Другие постояльцы гостиницы играли в вист и иногда так шумели, что я с трудом могла следить за мыслью мсье де Богарне. Он говорил:

— По стране прокатилась волна просвещенного либерализма… — или что-то в этом роде. Тетушка Дезире при этом одобрительно кивала с улыбкой, я тоже кивала и улыбалась, после чего мсье де Богарне начинал следующую фразу.

Так мы с женихом провели первый вечер вместе.

28 октября

— Ну? — спросил отец, когда я принесла ему утренний рыбный отвар (мне удалось уговорить его воздержаться от спиртного по крайней мере до полудня). — Понравился тебе кавалер?

— Он благороден. — Я отодвинула занавеси кроватного полога. — И хорош собой, — добавила я. Щеки у меня раскраснелись.