
Онлайн книга «Страсти и скорби Жозефины Богарне»
— Представьте, если бы я в тот момент упала на спину! — засмеялась я, и он тоже расхохотался. Затем мы перешли в Желтый салон, где собрались члены семьи, официальные лица и придворные. За окнами стреляли из пушек, шипели и трещали фейерверки, мы делились впечатлениями. Мои дамы показали, как по дороге в собор, дрожа на ветру, обходили грязь в своих шелковых башмачках. Вспомнили и о неприятном происшествии: рядом с рынком толпа подняла на смех папского прелата в широкополой шляпе и с огромным крестом, ехавшего на белом муле. Дядя Феш, раскрасневшись от вина, рассказал, как его племянник — император — ткнул его в зад своим имперским скипетром. Бонапарт усмехнулся: — Но это заставило тебя расшевелиться, не правда ли, дядя? Полусонный Маленький Наполеон хихикнул. — Это камни падали со свода? — спросила Гортензия, забирая у няни малыша Пети. — Меня беспокоили птицы — от них можно было ожидать неприятностей. — И не без оснований, — со смехом заметил Эжен. — А что случилось у алтаря, ваше величество? — спросила Шастули. — Мне показалось, вы едва не упали. Мантия, должно быть, очень тяжела. — Так и есть, — метнула я взгляд на сестер Бонапарта. — Спросите лучше княгинь, — посоветовала я. — Вы плакали, ваше величество, когда император возложил на вас корону? — спросила Клари. — Не смогла сдержать слез, — призналась я, улыбнувшись Изабе, который сокрушался, что его работа была безнадежно испорчена. — Хотя и старалась изо всех сил. Тогда все заговорили наперебой: — Сир, его святейшество знал, что вы сами на себя возложите корону? — Ах, так и было задумано? [146] — Было великолепно, просто великолепно. — Этот день я никогда не забуду. Я слушала, запоминала, поглаживая Маленького Наполеона, уснувшего у меня в объятиях. Поймав взгляд Бонапарта, я улыбнулась. Наш день! Наконец-то он закончился. 6 января 1805 года На вчерашнем балу в мою честь ко мне бочком приблизился необычайно опрятный Фуше в подбитом мехом плаще. — Чему вы улыбаетесь? — спросила я. — Мне от этого не по себе. — Мне кажется, вас заинтересуют два факта из последнего отчета полиции, — подмигнул он, — относящиеся к членам вашей семьи. — Не исключено. Разумеется, мне было интересно. — Один касается младшего брата императора. — Жерома? — Он со своей невестой на фрегате «Дидона» возвращается во Францию, в распростертые объятия брата-императора. — Распростертые? — подняла я брови. Сомнительно, чтобы Бонапарт согласился видеть Жерома. — Что же второй факт? — Касается вашего сына. Эжена? В полицейском отчете? — Там случайно не упоминается Адель Дюшатель? — Ах, заблудшая мадам Дюшатель — совсем другое дело. Нет, в отчете приводятся слухи о возможной женитьбе вашего сына на принцессе Августе-Амели Баварской, как говорят, самой красивой принцессе Европы. Фуше пристально смотрел на меня, силясь понять, какое впечатление произвели на меня его слова. И тут было чему удивиться! В жилах принцессы течет кровь Карла Великого, ее семья восемь столетий правит Баварией. — Так вот… слухи безосновательны. Принцесса Августа уже обручена с принцем Карлом из дома Бадена. Увы! 21 января Эжен зашел ко мне в мокрой шляпе — на улице мело — во время моего утреннего туалета. — Папа приказал мне оставить полк. — Но почему? — Он отправляет меня в Милан. [147] — Сейчас? Шел сильный снег. Трудно было проехать даже по городу, а через Альпы — и подавно. — В двадцать четыре часа, — уточнил Эжен, протягивая мне приказ Бонапарта. — Не понимаю, разве что… Разве что Бонапарту потребовалось зачем-то убрать моего сына из Парижа. — Эжен, ты позволишь мне задать вопрос? Хоть это вовсе не мое дело! — Ты не сделал ничего такого, что могло бы рассердить Бонапарта? Он избегал смотреть мне в глаза, поэтому ответ был ясен. — Может быть, что-нибудь в связи с Адель Дюшатель? И тут он признался, что очень огорчен. Назвал Адель кокеткой (про себя, подозреваю, он называет ее еще менее лестными словами). — Я пригрозил, что расскажу ее мужу про… ну, ты понимаешь. — Эжен постучал концом кнута о носок сапога. Об Адель и Бонапарте. Что я могла на это ответить? Все мы основательно запутались в этой сложной паутине отношений. — И что? Эжен поник. — А она ответила, что расскажет императору обо мне. Эжен казался еще таким мальчишкой — сплошь смущение и веснушки… Едва ли он способен соперничать в будуарных делах со своим отчимом-императором. — Что такого она может о тебе рассказать? — Ничего, мам. Но ей и солгать ничего не стоит, — с досады покраснел он. — Полное фиаско! 22 января Сегодня утром мой послушный и преданный сын отправился в пургу во главе девятисот егерей и гренадеров. Меня терзают угрызения совести. Я обещала Эжену, что ничего не скажу Бонапарту. Без даты — Черт! — вполголоса ругался Бонапарт, расхаживая взад-вперед. — Так Адель солгала мне об Эжене. Это нечестно с ее стороны. Манипулировать мною! Боюсь, вам придется ее отпустить. — Вы хотите, чтобы я уволила вашу любовницу, Бонапарт? Должна признаться, эта мысль мне даже приятна. 1 февраля Сегодня в сенате Бонапарт объявил Эжена князем и вице-архиканцлером. 21 марта, Сен-Клу Готовилась к назначенному на выходные крещению малыша. Крестить будет не кто-нибудь, а сам папа (он решил задержаться в Париже, ожидая, когда станут проходимы перевалы в Альпах). Бонапарт настаивает, чтобы второго сына Гортензии и Луи крестили точно так, как дофина при старом режиме. Святой отец признался мне, что никого до сих пор не крестил, тем более наследников престола. |