Книга Страсти и скорби Жозефины Богарне, страница 199 – Сандра Галланд

Тереза подвела меня к скамье у пруда, и мы посидели молча, глядя на двух черных лебедей, скользивших по поверхности воды. Вдали на лугу паслись газели и скакал их детеныш.

— Как это воспринял император? — спросила Тереза.

— Пишет, чтобы я мужалась, но мне донесли, что он сам рыдает. — Бедный Бонапарт! Он всегда старался не плакать, особенно в мужском обществе. — Он очень любил этого ребенка.

— И выбрал Маленького Наполеона своим наследником.

— Вот именно! Но я стараюсь не думать об этом, как и вообще о политике.

— А как не думать? — покачала головой Тереза, протягивая мне носовой платок.

— Это верно. Кажется, после смерти Маленького Наполеона все одержимы единственной мыслью: что произойдет, если Бонапарта не станет? Кто будет наследником? «Наследник»! Если я услышу это слово еще хоть раз, я закричу. Простите… — сказала я, взяв себя в руки. — Опасения справедливы. Если Бонапарт покинет нас, не оставив наследника, страну охватит хаос, гражданская война, — трон ведь не должен пустовать.

— Княгиня Каролина уверяет всех и каждого, что после Бонапарта должен править ее муж.

— «Править»? — весьма красноречиво округлила я глаза.

— Из Иоахима получилась бы сносная королева, — рассмеялась Тереза.

— А из Каролины — хороший король, — сокрушенно кивнула я, вытирая глаза и щеки.

— Эта баба действительно хочет корону.

— Не понимаю, зачем она вообще кому-то нужна!

— О, моя бедная, печальная императрица… — протянула Тереза, пожимая мне руку.

— Но надолго ли я останусь императрицей? — задумчиво проговорила я и рассказала Терезе о служанке Каролины, чтице, родившей от Бонапарта мальчика. — Теперь, когда Наполеон знает, что может стать отцом, что помешает ему развестись со мной и жениться на особе, которая сможет родить ему сына? Особенно теперь, когда всем отчаянно требуется наследник.

Тереза улыбнулась.

— Я как раз слышала нечто такое, что может излечить вас от хандры.

И вот что выяснилось: Иоахим будто бы хвастал, что чтице Каролины наскучили знаки внимания императора, чем не преминул воспользоваться он сам.

— Так отцом этого ребенка может быть сам Мюрат?

— Похоже, он в этом даже не сомневается.

— Но известно ли Каролине, что Иоахим «навещал» ее чтицу?

— Подозреваю, она не только знает, но сама это подстроила.

— Но к чему ей это?

— Подумайте сами: они хотели использовать девушку с определенной целью…

Да, конечно, все сходится, — план мог быть именно таков.

— То есть Иоахим специально соблазнил девушку, чтобы она забеременела?

Чтобы Бонапарт решил, что может произвести на свет ребенка. Чтобы побудить его развестись со мной.

— Я бы на вашем месте позаботилась, чтобы император узнал об этом, — заметила Тереза.

— Конечно, — согласилась я, чувствуя и облегчение, и негодование на тех, кто хотел ввести Бонапарта в заблуждение.

Суббота, 25 июля, утро, очень жарко

— Ах, эти короны, — сказал сегодня Фуше, — кажется, их никогда не будет достаточно.

Я так устала — устала от ссор, от интриг и сомнений! Лишь бы Бонапарт поскорее вернулся!

Вчера вечером я обрызгала покрывало на постели лимонной отдушкой, которая так ему нравится. Бонапарта нет уже десять месяцев.

Понедельник, 27 июля

В пять утра я проснулась от шума во дворе.

В спальню вбежала Мими:

— Это император!

Боже мой! Я выскочила из кровати.

— Мими, скорее неси мою лучшую ночную рубашку! — спохватилась я, ополаскивая лицо. — И новый кружевной чепец!

Я села к туалетному столику. Я постарела. Но сейчас не было времени (и не хватало света), чтобы как следует накраситься.

— Ты эту имела в виду? — спросила тяжело дышавшая Мими, ибо гардероб размещен на чердаке, куда ведет довольно крутая лестница. В руках Мими держала красивую ночную рубашку и чепец.

— Ах нет! Я имела в виду ту, роскошную… но она из английского муслина. Ладно, не волнуйся, — сказала я, схватила чепец и надела его на всклокоченные волосы. — Завернусь в шаль.

Я попудрила нос.

— Подай ту, которую я вчера надевала, розовую.

Самый подходящий цвет для утреннего освещения.

— Я видела ее в той комнате, — вспомнила Мими, вылетела за дверь и почти тотчас вернулась с нужной рубашкой. Я слегка надушила ее лавандовой водой, которую любит Бонапарт, набросила на плечи шаль, посмотрелась в высокое зеркало (неплохо: вид хоть и помятый, но эротичный), надела новые, расшитые золотом туфли и бросилась вон из комнаты.

Я стояла у парадных дверей, взирая на общую суету: пять запыленных имперских карет, форейторы и конюхи распрягают лошадей, от которых поднимается пар; слуги таскают тяжелые сундуки. Жером, Иоахим, Дюрок… все здесь, но где же Бонапарт?

И тут я услышала крик:

— Один раз я уже сказал! Я не стану повторять!

Бонапарт? Очень похоже, но голос какой-то хриплый.

— Ах вот вы где! — сказал он, возникая позади имперской кареты. Гонтье понуро заковылял к конюшне.

— О, Бонапарт! — обняла я мужа. У меня полились слезы, хоть я и давала себе слово не плакать. Очень уж трудно дались мне эти десять месяцев в одиночестве, и теперь, когда Бонапарт наконец вернулся, мужество покинуло меня.

— Почему вы плачете? — спросил он, отстранившись.

— Я так рада вас видеть…

Сказать по правде, я была сконфужена. У Бонапарта изменился голос, как и манера держаться в целом. Этот незнакомец не был мне ни мужем, ни другом, ни любовником.

— …Сир, — добавила я с виноватой улыбкой.

«Воссоединение после долгой разлуки порой чревато ссорами, — напомнила я себе. — Требуется время, чтобы снова узнать друг друга».

— Ваше величество? — Мужа Клари, мсье Ремюза, сопровождали четыре пажа. Несмотря на ранний час, они были в полной ливрее. — Мне сказали, что вы желаете говорить со мной.

Он и четверо пажей одновременно поклонились, прижимая к груди шляпы с плюмажами. Ясно, что это они отрепетировали.

— Да увольте вы наконец этого старика! Не желаю больше видеть эту физиономию. — С этими словами Бонапарт вбежал в замок, оставив меня на лестнице у входа. Мсье Ремюз галантно предложил мне свою руку.