Книга Страсти и скорби Жозефины Богарне, страница 58 – Сандра Галланд

— Как ты себя чувствуешь?

Я засмеялась. Все обернулись. Я смеялась будто бы без причины. Но ведь я была одной из тех…

Депутат прочистил горло:

— Мы пришли от имени свободы.

Кто-то выругался. Разве все, что происходило до сих пор, делалось во имя чего-то другого? Знали мы уже эту свободу — она несла с собой смерть.

— У меня здесь список… — продолжал депутат.

Мы задрожали. Знали мы уже эти списки. Всю эту процедуру, шаг за шагом.

— …предварительный. Это список тех, кто, по мнению новых членов Комитета общественной безопасности, считается обвиненными несправедливо. Следующие граждане могут покинуть…

— Ты понимаешь? — шепнула Эми.

— Я не ребенок, — ответила я. Они считали меня сумасшедшей.

— …гражданка Роза Богарне.

Я озиралась в испуге. Назвали мое имя!

Эми схватила меня за руки. Я заглянула в ее заплаканные глаза. Все лица обратились ко мне, меня окружили друзья. Колени у меня подогнулись.

Очнулась я на дощатом столе. Кто-то обтирал мне лоб влажной тканью. Я услышала кашель и слова:

— Она меня слышит.

Я открыла глаза.

Взгляд Эми ободрил меня. Я посмотрела на остальных.

— Ты не понимаешь, Роза, — сказала Эми. — Ты можешь идти домой. Ты свободна.

Я слушала произносимые ею слова со страхом в сердце. «Свободна»? Что это значит?

— Ты пойдешь со мной? — спросила я.

— Вскоре, — заверила меня Эми, размазывая румяна по моим щекам.

Она дала мне корзинку — в ней лежали мое белье, гребень, прядь волос в платке и потертые карты.

— Быстрее, пока они не передумали, — прошептала Эми.

— Я не могу оставить тебя здесь.

— Не плачь! Ты нужна детям.

Мои дети!

Друзья гурьбой провожали до ворот. На улице меня приветствовали криками. Четверо в форме Национальной гвардии сдерживали натиск толпы. Неужели люди набросятся на меня, разорвут на части?

Меня вытолкнули на улицу. Я дрожала, прижимая к себе корзинку. Большие металлические ворота за мной закрылись. Я оглянулась: по лицам друзей бежали слезы.

— Куда вы пойдете, гражданка? — крикнула стоявшая позади меня женщина. От нее пахло перегаром. На ней была некогда элегантная шляпа: нечто пурпурное, покрытое грязными шелковыми цветами и потрепанными лентами.

— На реку? — Я не могла вспомнить.

Пустая улица Сент-Доминик оказалась шире, чем я ее помнила. На больших деревянных дверях висело объявление: «Запечатано именем закона, вход карается смертной казнью». Смерть. Я отвернулась, охваченная паникой. Где мои дети? Где Гортензия и Эжен? Спотыкаясь, я побрела по улице Бель-Шасс.

Из-за забора лесного склада на меня зарычали собаки. Возле Порт-де-ла-Гронульера я прикрыла глаза ладонью. Передо мной блестела река. На другом берегу, во Дворце революции, возле гильотины собиралась толпа. Я повернула к дому, где жила княгиня Амалия, к отелю «Де Зальм». Туда, я знала, каждый день наведываются мои дети.

Ворота во двор были на запоре. Я подергала веревку звонка. Выбежала горничная и уставилась на меня из-за металлических прутьев ворот.

— Гражданка Богарне, — представилась я. Я не сказала «вдова Богарне».

Между колонн портика появился низкорослый человек. Его желтый атласный камзол сверкал драгоценными камнями.

— Что вам? — Судя по акценту, передо мной стоял крестьянин. Он держал в руке толстый кнут.

— Я желала бы говорить с гражданкой Амалией Гогенцоллерн. — Меня охватила слабость, и, чтобы не упасть, я ухватилась за прутья ворот.

— С княгиней? Она и ей подобные удрали за Рейн вместе с другими паразитами.

Княгиня Амалия… в Германии?

— А ее брат, гражданин Фредерик, он что же…

Горничная быстро провела кистью поперек горла.

Фредерик… гильотинирован? Боже мой…

Мужчина велел горничной идти в дом и заняться делом. Я, просунув руку сквозь прутья, ухватила ее за рукав:

— Где мои дети? Где Гортензия и Эжен?

— Приехала их двоюродная бабушка, — прошептала она, убегая.

Фэнни? Возможно ли?

Большие деревянные ворота во внутренний двор открыл Жак — слуга Фэнни, мастер на все руки. Он не сразу узнал меня. Я взяла его шершавую руку в свои. Сердце бешено колотилось.

— Мои дети… Они здесь?

Я прошла за ним в дом. В прихожую выбежал пес, и я подхватила его на руки. Он извивался, пытался своим маленьким язычком лизнуть меня в щеку.

На верхней площадке лестницы появилась Ланнуа, позади нее — Агат.

— Кто это, Жак? — спросила Ланнуа и высокомерно, с осуждением воззрилась на меня.

— Гражданка Роза!

— Мадам? — Ланнуа разглядывала меня, не веря своим глазам.

Позади послышался знакомый голос. Я обернулась. Там стояла пожилая женщина с сильно накрашенным лицом.

Фэнни. Я обняла ее за плечи и прикоснулась губами к ее щеке, к сухой коже, похожей на вощеную бумагу.

— Слава богу, вы уцелели, — сказала я, с трудом сдерживая слезы. Сколько же продолжался этот кошмар? Может ли быть, что он закончился?

— Боже мой, дитя, ты так исхудала! — Отступив назад, она оглядела меня с ног до головы.

— Я болела. Дети…

— Они здесь. — Фэнни прикоснулась пальцами к моему запястью, улыбаясь сквозь слезы. — Да от тебя почти ничего не осталось. А волосы!..

— Как тетушка Дезире? Как маркиз? Они?..

«Господи, сделай так, чтобы они были живы», — взмолилась я про себя. А потом, одумавшись, поправила сама себя: «Будь милостив, сделай так, чтобы они умерли. Пожалуйста, не заставляй их пережить смерть Александра…»

— Вернулись к себе в Фонтенбло. А до этого скрывались. Шарлотта устроила их у себя в подвале.

— Повариха? — Я пыталась представить себе, как тетушка Дезире и маркиз переносят заботу суровой Шарлоты. — Они… им сказали? — Меня шатало, и я схватилась за перила. Знает ли сама Фэнни?

— Об Александре? — прошептала Фэнни.

Я кивнула. Да.

Послышался девичий голос и звуки клавесина.

— Гортензия? — Я пошла к двери музыкальной комнаты.

Гортензия сидела за инструментом, спиной ко мне. Здесь же рядышком расположились Эжен и Эмили. Сын повернулся и посмотрел на меня.

«Кто эта женщина?» — было написано на его лице.

Гортензия перестала играть и тоже повернулась ко мне.