
Онлайн книга «Страсти и скорби Жозефины Богарне»
По Вашему предложению, я договорился о встрече с депутатом Колиньи, чтобы обсудить причитающееся мне, как отставному генералу, жалованье за три года. Буду сообщать Вам о результатах. Благодарю, что обратились к нему по моему делу. Я бы сказал более, но даже и в такие безнравственные времена, как наши, не пристало человеку военному, да и в моем преклонном возрасте, писать слова благодарности очаровательной вдове. Может быть, увидимся у Тальена? Остаюсь признательный Вам и, как всегда, — Ваш дражайший и глупейший друг, маркиз де Коленкур, раб «страстей среднего возраста» Четверг, 15 января Маркиз де Коленкур настоял на том, чтобы я приняла от него десять процентов за хлопоты. — Я сделала это из дружбы, — возразила я. — В звонкой монете! — не унимался он. Золото. — Ну, если уж иначе нельзя… 16 января Тальен дает мне советы по поводу того, как написать прошение о снятии ареста с моего имущества на улице Сен-Доминик. Сегодня днем я представила свое дело в Комитете общественной безопасности. Тальен поддержал меня в своем выступлении. — Не подлежит сомнению, — сказал он, — что мои товарищи-депутаты начинают понимать: мы должны очистить раны прошлого, устранить несправедливости, чтобы дать дереву свободы плодородную почву, в которую оно бы могло пустить корни. Я попыталась скрыть нелояльную усмешку. «Кран с тепловатой водой» — так в Ассамблее прозвали моего друга. Так он и выступает. Среда, 21 января Несмотря на холод, в городе празднуют вторую годовщину казни короля. Я бы осталась дома с Ланнуа, оплакивающей его отнюдь не скрытно, если бы не церемония во Дворце равенства, где будут награждать Тальена. Мы отправились туда с Терезой, закутанной в огромную лисью пелерину. Монотонно произносили речи, потом пели. «Золотая молодежь», сверкающая безумными украшениями и волочащая за собой тяжелые дубины, потребовала, чтобы оркестр сыграл «Смерть якобинцам». — Сейчас может начаться заваруха, — заметил депутат Баррас. Я предложила зайти ко мне, благо живу недалеко. Я вся дрожала от холода. Кроме того, я беспокоилась о Терезе — она на пятом месяце беременности. У меня в гостиной было холодно; изо рта шел пар, огонь в камине угас. Я уже хотела позвонить, чтобы его растопили снова, когда Тальен перехватил инициативу: — В конце концов, этим занимался мой отец, — и взялся разводить огонь сам. — Что ж, — сказал депутат Баррас, опускаясь в кресло у камина. — Сегодня исполняется два года, — и потер руки. Баррас и Тальен проголосовали тогда за смерть короля. Неприятно было об этом вспоминать. Огонь разгорелся. — Этот год выдался просто адским, — покосился в мою сторону Тальен. — Простите за выражение, гражданка Богарне, я забыл, что вы дама. — Он поднялся и отряхнул руки. — А я? — спросила Тереза, лежа на кушетке, которую я велела перенести в гостиную из-за холода в доме. Тальен наклонился к ней и что-то прошептал ей на ухо. Тереза засмеялась. — Мы, пожалуй, потребуем провести демонстрацию, — сказал депутат Баррас, кивком соглашаясь выпить бренди. Я налила ему стакан из бутылки, подаренной мне маркизом де Коленкуром. — В самом деле, депутат Баррас, вы так извращены, — поддела его Тереза. — Вообразите, и в положении Терезы… — притворно ужаснулась я. — Я пытаюсь вообразить, в этом-то и кроется моя беда, — состроил забавную гримасу депутат Баррас. Улыбаясь, я набросила на Терезу меховое покрывало. — Наша добрая, невинная Роза, — сказала она. — Мы вас смущаем? — Как она может быть невинна, когда держит кушетку в гостиной? — воскликнул депутат Баррас. — У моей мамы в гостиной тоже стоит кушетка, — сообщил Тальен. — У всех крестьян так заведено. — И она спит в гостиной? — спросил Баррас. Его черный сюртук в зеленую полоску застегивался на большие прямоугольные пуговицы с выписанными на них миниатюрными сценами охоты. — Нет, только любовью занимается, — сказал Тальен (на самом деле он использовал грубое слово), — когда собирается компания для чаепития. — Гражданка Богарне, простите за нескромный вопрос: почему у вас в гостиной стоит кушетка? — продолжил депутат Баррас и допил из стакана. — Это единственная теплая комната. — Я села у огня. — А в остальных комнатах холоднее? Все засмеялись, но, честно говоря, я уже начала жалеть, что пригласила их. С их точки зрения, мои маленькие, хоть и со вкусом обставленные комнаты были очень непритязательны. Роза, их Роза, бывшая виконтесса, пившая их дорогое шампанское… Какова плутовка! — У вас нет дров? — спросила Тереза, вертя в пальцах камею, недавний подарок Тальена, купленный «всего» за шесть тысяч ливров. — Сейчас трудно достать много. — Я не добавила «по кошмарной цене», хотя могла бы. — Что же вы не сказали? — ахнул Тальен. — Дров более чем достаточно. Послушать людей, так можно подумать, во всем Париже не раздобыть дров. — Или хлеба, — добавил депутат Баррас. — Которого, согласитесь, мало. — Народ ленив: он не желает работать, а потом является к нам жаловаться, — сказал Тальен. Я переводила взгляд с одного на другого. Что из сказанного — шутка? Я не знала, над чем здесь можно смеяться. — Мой друг, боюсь, стал слишком циничен, — спохватился депутат Баррас, отвечая на мой вопросительный взгляд. — Это одна из опасностей, подстерегающих общественного деятеля. Люди думают, что их представители — боги, способные рассеять любые тучи, но они — простые смертные. Я с облегчением вздохнула. Разговор перешел на менее щекотливую тему — погоду. Я приготовила карты для игры в фараон. Мы играли, смеялись, сплетничали и делали ставки (я выиграла семь ливров). Незадолго до полуночи гости собрались уходить, пребывая в самом хорошем настроении. — Вернемся в следующий вторник, — объявила Тереза перед уходом. — В ваш салон. — Я не смогу, — сказала я, придя в ужас. — Роза, взгляните на вещи с практической точки зрения: вы не можете себе позволить нам отказать. Вообразите… «У Розы» — самый приятный салон в Париже. «У Розы»? Я улыбнулась. — Похоже на название борделя. — С кушеткой в гостиной и все такое, — поддержал депутат Баррас. — Чтобы привлекать депутатов, — сказала Тереза. Итак, решено. В следующий вторник. И каждый вторник. |