Книга Ксерокопия Египта, страница 49 – Денис Лукьянов

— Три.

Икор не успел оглянуться, как что-то человекоподобное пронеслось мимо него, потеряв по дороге феску и, словно летящая ракета, врезалась в алтарь.

Психовский смотрел на тело бога с глазами настолько большими, что их можно было вставлять в телескопы вместо линз, при этом заглядывая прямиком в квартиры зеленых человечков.

Профессор, конечно же, много читал о всяком таком, странном и оккультном, но такая идея ему в голову не приходила просто никогда. Видимо, о таком не задумывался вообще никто — раз об этом не написали хотя бы пару строк. Профессор жалел, что материально находился в гробнице — ему чертовски хотелось достать смартфон и записать видео всего происходящего, чтобы потом хвастаться перед студентами и заставлять их зарисовывать все в тетради.

О да, из этого вышел бы неплохой учебный курс — «Мировые божества и их похороны».

Над профессором, овившись вокруг надгробья, на все смотрело вполне себе живое божество.

Огромные бинты из света продолжали опутывать лежащий силуэт, и уже половина фигуры была замотана — внешне ничего особо не изменилось. Наложите свет на свет, и получится… свет, разве что полосатый.

— И это все? — обратился Грецион как бы сам к себе. — Никаких там взрывов, вспышек и так далее?

— А зачем? — отозвалось божество. — Это похороны, а не… карнавал.

Писховский пожал плечами и продолжил смотреть.

А потом все вокруг затряслось, и бинты замерцали цветными пятнами.

— У меня есть ощущение, — профессор попытался схватиться за поручни по старой привычке, но их рядом не оказалось, что не удивительно, — что такого происходить не должно.

Существо обвилось вокруг надгробья и опустилось к силуэту бога, а потом отозвалось:

— Нет.

— Эфа? Что происходит?

— А я откуда знаю! Я просто больше не чувствую бинтов.

Все вокруг снова затряслось.

— По-моему, это совсем нехорошо, — девушка провернулась к Архимедону, но от того остались только мерцающие цветные осколки.

А потом Эфа отключилось и, пролетев весь путь между размазанными образами физического и нефизического, очнулась в гробнице.

Почему-то она валялась на полу меж сброшенных с алтаря сосудов.

Сначала Эфа окинула взглядом тело на предмет повреждений — и, не найдя ничего, осмотрел зал.

Все вокруг было сумбурным гербарием из деталей — рядом, приподнявшись на локтях, валялся Архиедон. Где-то в стороне безумно выкрикивал что-то человек с огромными усищами, а на встречу ему несся Икор, готовый размазать незнакомца молотом.

Сначала слова ненормального чудака были непонятны Эфе, но потом она вслушалась:

— Убийцы! — орал Рахат, маниакально размахивая руками. — Убийцы, убийцы, убийцы!!

Икор уже занес над ним молот, но Архимедон очень вовремя крикнул:

— Стой! Не надо! Подожди…

И тут через Эфу кто-то переступил.

Она хотела было возмутиться, но тут же заметила другую важную деталь — валяющийся в стороне посох Архимедона только что подобрали.

Хотеп покрутил палку в руках.

— Выглядит несимпатично, — пожаловался он. — Но, видимо, намного действеннее наших старых жезлов.

— Да, пару рубинов я бы туда, конечно, добавил, — Хой заглянул в один из сосудов, который все еще стоял на треугольном алтаре.

— Что вы творите? — загремел Архимедон, вставая.

— Мы? О, мы-то ничего не творим. Просто исправляем ошибки нерадивых учеников, — если бы голос обладал сладостью, то интонаций тонкого хватило бы на бочку карамели.

— Да, мы же не виноваты, что вы не смогли довести ритуал до конца из-за какого-то полоумного.

— А я ведь говорил вам, уходить… — венки на теле Икора начали надуваться от гнева. Рахат вдавился в стенку, что-то мямля об убийстве и Амат.

— И мы тебя послушали, — хмыкнул тонкий. — Мы же ушли. И просто вернулись понаблюдать за успехом своего ученика. Ну а тут случилось такое!

— Я размажу вас прямо сейчас!

Икор напоминал носорога, правда с молотом вместо этого самого рога — и сейчас разъяренный страж стремительно зашагал вперед, поднимая клубы пыли.

— А-а-а! — Хотеп выставил вперед посох. — Если мы не закончим работу, которая вам не удалась, мне кажется, ваш бог будет очень-очень недоволен.

— По-моему, мы сами можем все закончить, — Эфа встала и отряхнулась от песка. — Икор, будь любезен, спасибо.

— Нет, — прогремел Архимедон, и несколько сотен песчинок вокруг него закружились. — Все уже бесполезно. Я просто не могу понять, зачем…

— Зачем что? — надулся Хой. — Зачем мы решили исправить то, что вы не смогли нормально сделать?

— Брось, Хой, — Хотеп посмотрел верховному жрецу в забинтованное лицо. — Если ты настолько твердолоб, что не можешь понять, то не удивительно. Ты еще просто не дорос до таких сложных ритуалов, мальчик.

— Этот сумасшедший ведь ворвался сюда не просто так?

— Конечно нет, идиот! Просто боги решили сделать нам небольшой подарок. Ну, хоть в чем-то ты прав. В любом случае, Архимедон, ты проиграл. Ты даже за столькие тысячи лет не смог стать лучше нас.

— Я и не пытался, — бросил юный жрец, но замечание осталось незамеченным.

— И ты тоже, — толстый ткнул пальцем в сторону Эфы. — Девушка…

— У меня все больше и больше растет желание прибить вас обоих… — процедила одна-единственная жрица.

Хотеп продолжил выливать из себя все, что хотел вылить еще много тысяч лет назад — и Хой вместе с ним. Зависть бурлила в них, в конце концов стала выливаться наружу, пока не наступил этот момент — пришла пора выплеснуть эту кастрюлю кипятка на чьи-то головы.

Их злопамятству не было предела — все, что их не устраивало, будь то неправильный массаж, разлитый напиток и просто какие-то суждения, рожденные в чреве собственного превосходства, самолюбия и дедовщины, отпечатались в сознании черными пятнами. И жрецы даже не собирались их выводить — наоборот, с каждым днем эти эпизоды памяти начинали все больше и больше мозолить глаза, давать на мозг ужасным прессом ненависти и несправедливости.

Хоть и сами толстый с тонким когда-то были генераторами этой несправедливости во плоти. Но бумеранг всегда бьет намного больнее меча лишь потому, что меч — чужое оружие, а бумеранг — твое собственное, но предательское.

Жрецы говорили, словно бы находясь под непробиваемым куполом — уверенность в том, что теперь им ничто не помешает, достигла апогея. На самом деле, этот воображаемый купол держался лишь на словах Архимедона.

— Это просто невозможно! — вскинул руки к небу тонкий. — Видеть, как какой-то сопляк, мальчишка, начинает мнить себя лучше нас, верховных жрецов! А потом волей случая берет и взлетает над нами, а мы… становимся просто ничем, каким-то мальчиками на побегушках.