Книга Последний вечер в Лондоне, страница 47 – Карен Уайт

– Я спрашивала ее, почему она уехала. Думала, что это может стать ключом к остальным моим вопросам о Сопротивлении, о ее работе в оккупированном Париже и тому подобном.

– И что она сказала?

Я хотела проигнорировать вопрос. Но Арабелла продолжала настойчиво глядеть на меня, и я сдалась.

– Судя по ее словам, она поехала по той же причине, что и я уехала из Джорджии. Чтобы сбежать от своих призраков. По поводу меня она, конечно, ошиблась. Я уехала, чтобы продолжить образование.

Арабелла отпустила рукав шубы и посмотрела на меня.

– Как думаешь, зачем она вернулась, ведь прошло столько времени… И в Лондон, а не в Мемфис?

Я пожала плечами, ощущая неловкость от испытующего взгляда подруги.

– В том-то и вопрос – зачем? Может, ее призраки стали преследовать кого-нибудь другого?

– Возможно. Интересно, что заставляет человека покидать так надолго свой дом и что потом, в итоге, заставляет вернуться?

Желая сменить тему, я схватила Арабеллу за руку.

– Идем, – сказала я, подводя ее к шляпным коробкам. – Вот что я нашла.

Я подняла верхнюю коробку и поставила ее на свободное место на обеденном столе.

– Я думала, что в них шляпы, и поэтому не стала их разбирать сразу. Как же я обрадовалась, обнаружив там фотографии. Как думаешь, это где-то начало сороковых?

Коробку наполовину заполняли черно-белые фотографии. Я узнала белокурые волосы на верхних снимках и подумала, знает ли Прешес об их существовании.

– Ух ты, – протянула Арабелла, поднимая верхнее фото. На нем Прешес шла по проходу, окруженному стульями, на которых сидели добротно одетые женщины и несколько мужчин. На ней было длинное вечернее платье из блестящего материала. Ее молочно-белые плечи украшал палантин, на нежном, открытом лице играла легкая улыбка. Из всех выражений, что я до сих пор видела на лице Прешес, такое я встретила впервые.

Я прикинула, что на фото ей около двадцати лет. А может, подобное выражение было характерно для большинства молодых женщин до того, как время и жизнь оставляли свой неизгладимый след на их невинных лицах?

– А мне вот эта нравится, – сказала Арабелла, выудив фотографию, где Прешес сидела, видимо, на скамейке в парке. Шляпа лежала на коленях, а голова была повернута вправо. Казалось, будто она смеется вместе с кем-то, находящимся за пределами снимка.

– Это одна из немногих необрезанных. – Я снова заглянула в коробку и вытянула еще три фотографии, каждая из которых имела ровный край, а белая граница печати явно отсутствовала. – Это напоминает, что мои сестры делали со своими фотографиями вместе с бывшими. Отрезали парня, вместо того чтобы разорвать фото, потому что они удачно выходили на снимке.

– А ты так никогда не делала? – отсутствующим голосом спросила Арабелла, копаясь в коробке.

– Почти нет. В основном потому, что кидала именно я. – Я схватила очередную фотографию сверху; на ней Прешес сидела за накрытым белой скатертью столом, поднося наполненный бокал к губам. – Хотя, раз фотографии принадлежали Софии, значит, эта теория не работает, так ведь?

– Да, не очень.

– Знаешь, – сказала я, поглаживая гладкий обрез снимка. – Мне кажется, что фотографии повредили не в порыве ярости – это скорее было запланированное действие.

– В смысле?

– Ну они же не порваны, правильно? Выглядит так, будто это делали совершенно спокойно. Если это София, то, похоже, у нее было достаточно времени, чтобы обдумать свои действия. И сделано так аккуратно, кажется, ножницами.

– А другие половинки ты нашла?

Арабелла наклонилась и взяла один из маленьких черно-белых снимков.

– Нет, но я еще не все просмотрела.

Арабелла кивнула, изучая снимок. На нем Прешес была изображена по пояс; шляпа с огромными полями скрывала голову почти целиком. Радом с ней стоял темноволосый мужчина в черном шелковом цилиндре, черном приталенном пальто и белом шейном платке. Оба смотрели в камеру; улыбка Прешес навевала образ женщины, радующейся жизни. Мужчина тоже улыбался, но в его улыбке не было ни радости, ни счастья. Скорее, он улыбался как человек, планирующий ограбление банка: наполовину хитро, наполовину коварно. Рассмотрев его поближе, я не смогла удержаться от сравнения с довольной белкой, которая попрятала все свои желуди и не собиралась ни с кем ими делиться.

– Такое ощущение, что они в Аскоте! Но этот мужчина – как думаешь, кто он? Это явно не Грэм – не тот цвет волос, – и мне кажется, это и не Дэвид Софии. Но он красавчик, без сомнений. – Арабелла радостно улыбнулась мне. – А ты во всех шляпных коробках смотрела? Шелковые цилиндры, как у него – редкость, их делают из шелкового плюша, и сейчас уже нет станков, производящих этот материал. Винтажные модели в хорошем состоянии могут уходить за десятки тысяч фунтов. Все бы отдала за один экземпляр для выставки.

– Я больше ни одной не открывала, но ты не стесняйся. Меня больше интересуют эти фотографии. Хотелось бы знать, с чего бы Софии обрезать их?

– Как странно, – проговорила Арабелла, перевернув снимок Прешес с похожей на Софию русоволосой женщиной, прислонившейся к старомодному автомобилю. – Интересно, почему они их не выкинули. В смысле, они все испорчены: и в рамку не поставишь, и в альбом не положишь, так зачем их хранить?

– Согласна.

Я взяла у Арабеллы фотографии и снова сложила их в шляпную коробку.

– Кстати, – проговорила она, склонившись над столом. – Мне вчера звонила тетя Пенелопа. Ее подруга Гиацинт Понсонби состоит волонтером «WI» в Национальном архиве, и Пенелопа сказала, что Гиацинт довольна как слон – это точная цитата, – что может помочь нарыть информацию на двоюродного деда Колина Грэма. Недавно было обнародовано много новой информации, и Гиацинт с радостью занялась этой тайной. Тетя Пенелопа на самом деле сказала, что ее еще и отругали за то, что не попросила о помощи раньше. Даже объяснение, что отец Колина в детстве никогда не слышал упоминания имени Грэма, не оправдало оплошности Пенелопы. Судя по всему, генеалогия – страсть Гиацинт, и она говорит, что ветвь Колина от семьи Сейнт-Джонов – довольно знатная. К сожалению, если он не заведет детей, то окажется последним из них. А при таком темпе не уверена, что это когда-нибудь свершится.

– Вынуждена спросить – а что за «WI»? И еще: Гиацинт Понсонби – реальный человек, или ты ее только что выдумала? Если бы я писала какой-нибудь британский ретродетектив, то назвала бы так пожилую леди, которая случайно раскрывает преступление. И, готова спорить, у нее дома кошки.

Арабелла тяжело вздохнула.

– «WI»  ^[14] – это Женский Институт, организация, которая оказывает обществу множество услуг. Она существует уже целую вечность и была фактически обязательной для живущих в деревнях во время войны. «WI» следили, чтобы в тылу не возникало тяжелых проблем, чтобы в садах росли плоды, а не цветы и тому подобное. Пенелопа с моей мамой состоят там. Как и я, но у меня не так много времени на их собрания. Мама рассказывала, что на одном из последних собраний один из членов приготовил кекс в форме корги в честь для рождения королевы.