
Онлайн книга «Последний вечер в Лондоне»
Я почувствовала, как кровь прилила к лицу, порадовавшись тому, что горела лишь одна небольшая настольная лампа с его стороны комнаты. – Как бабушка? По дороге домой у нее был не очень хороший вид. – Ей, кажется, гораздо лучше. Я только что уложила ее в постель. – Я бросила взгляд на стол за его спиной. – Это письма Софии? Я подошла и встала рядом с ним, ощутив слабый запах «скотча» и отметив хрустальный стакан на краю стола – пустой, если не считать пары кубиков льда. – Да. – Он снова повернулся к письмам. – У Софии было так много друзей. Долго же мне пришлось с ними разбираться. – Нашел что-нибудь от Евы? Он покачал головой. – Кроме той записки по поводу оставленной сумочки – ничего. Что довольно странно. Они же близкие люди, раз уж София сделала ее подружкой невесты. – Согласна, хотя Ева могла и не любить писать письма. Может, она стеснялась своего почерка. Я, например, пишу как курица лапой. – Никогда не видел, как курица пишет лапой, так что ничего сказать не могу. С другой стороны, я не видел ни единого твоего письма, так что, возможно, ты и права. – Именно поэтому я пишу по электронной почте или отправляю эсэмэски. Чтобы у людей не болела голова после расшифровки куриного почерка. – Я ничего от тебя не получал, так что поверю на слово. Его голос звучал почти враждебно, что совершенно не походило на того Колина, которого я знала. – Ты в порядке? Он потер лицо ладонями, а затем зарылся пальцами в волосы, став похожим на человека, только что вставшего из постели. – Извини. Тяжелый денек был. И это все, – он указал на письма, – сплошное расстройство. И я, боюсь, слегка перепил. Я скрестила на груди руки. – Не думала, что ты пьешь. – Обычно нет. Но отчаянные времена… ну, ты знаешь. Я вскинула бровь. – Отчаянные времена? – Отчаянные времена требуют отчаянных мер. Предположительно, это слова Гиппократа. Ты знаешь Гиппократа? – Лично – нет. – Я не могла понять, нравится ли мне такой вариант Колина. Он весь словно наэлектризовался и ощетинился. Думаю, если бы я подошла к нему и дотронулась до его обнаженного запястья, выглядывавшего из-под закатанного рукава, меня шарахнуло бы молнией. – Но пить в одиночку точно не стоит. Он приподнял брови, а затем прошел через всю комнату к пристенному столику, на котором стоял хрустальный графинчик с янтарного цвета жидкостью. – Я не в этом смысле. Не слушая меня, он бросил два кусочка льда в стакан, после чего сдобрил его щедрой порцией «скотча». Подошел ко мне и вручил стакан мне. – Я не любительница «скотча» и, если честно, не люблю пить в одиночестве… Он взял мой стакан, сделал из него глоток и вернул мне его. – Вот. Проблема решена. – Повернувшись к письмам, он произнес: – До сорок шестого года никаких писем от Прешес. Если она, Ева и София жили в одном городе, то писать было особенно незачем, хотя, конечно, тогда не было сотовых телефонов, поэтому многие обменивались записками. – Он нахмурился. – И есть довольно много писем Прешес из Франции и Софии с сорок шестого по семьдесят первый, когда бабушка вернулась в Лондон. В них полно обсуждений лондонской квартиры и «нашего милого мальчика» – видимо, моего отца, так как он был единственным ребенком Софии, – но ни единого упоминания о Грэме. – А что насчет Уильяма? К сорок пятому, как мы знаем, он уже погиб, следовательно, если и Грэма не упоминают, значит… Я не закончила предложение. – В том-то и дело – Уильяма упоминают. И довольно часто. Видимо, София перевезла его тело с французского кладбища и похоронила в нашем местном приходе. Это повлекло за собой шквал вопросов о детстве Уильяма. Видимо, в детстве мой отец увлекался тем же, что и дядя Уильям, и это обсуждали во многих письмах. – Но ни слова про Грэма. Кубик льда плавал в моем стакане. Я некоторое время следила за ним, а затем сделала глоток, постаравшись не сморщиться, когда «скотч» обжег мне горло. – Не то чтобы ни слова. Такое ощущение, что они намеренно умалчивали о нем. – Может быть, чтобы защитить Софию? – А может, Прешес? «Скотч» согревал мою кровь, пока выводы укладывались в моей голове. Я взболтнула напиток, затем сделала еще глоток. – Это было бы странно. Прешес рассказывала, что Грэм и Ева безумно любили друг друга. С какой стати Софии понадобилось бы скрывать от Прешес информацию о Грэме? – Все чудесатее и чудесатее. Я улыбнулась. – Это Алиса из «Алисы в стране чудес». Я это помню, потому что много раз читала ее сестрам. Я ее чуть ли не наизусть запомнила. Уголок его рта приподнялся. – Трем сестрам, да? Я посмотрела на него. – Не ожидала, что ты это помнишь. – Нокси – та, которая выходит замуж в декабре, Сара Фрэнсис и Аманда, кажется. Он не улыбался и не хмурился, но выражение его лица казалось мне непривычным. Не зная, что сказать, я подняла стакан и сделала еще один глоток. – Вроде бы ты говорила, что не любишь «скотч». – Я сказала, что это не мой излюбленный напиток. Если перетерпеть то, как он обжигает горло, то потом ощущение довольно приятное. – Я снова сделала глоток. Вспомнив кое-что, я спросила: – Ты не брал саквояж с чердака своей мамы? Я везде его искала, но так и не нашла. – Брал, – проговорил он, нахмурившись. – Но оставил его в «Ровере». Могу принести его завтра, если тебя это устроит. Я медленно кивнула, сосредоточенно глядя на окно и на залитую лунным светом ночь. Это напомнило мне о Прешес и ее сумочке в форме коробки, об ощущении, что там внутри что-то двигалось, когда я относила ее к комоду. Я достала фотографию Грэма из заднего кармана и протянула Колину, чтобы он посмотрел. – Мне кажется, Прешес хранит в сумочке Евы какие-то особенные сувениры. Она перебирала их, когда я вошла к ней в комнату, а это упало на пол. Колин взял фотографию и, прищурившись, принялся изучать ее. – Я действительно не вижу сходства. Ну может, разве только у носа. Я забрала у него фотографию и закатила глаза. – Ради всего святого, Колин! Да вы один в один. Он снова одарил меня своей полуулыбкой. – А ты разве не говорила что-то по поводу того, что он красавчик? – Вообще-то это была Арабелла. Хотя я могла и согласиться с ней. Он странно взглянул на меня, поэтому я быстро сделала еще глоток виски. |