Книга Dominium Mundi. Властитель мира, страница 27 – Франсуа Баранже

– Ваши намеки означают, что лагерь умеренных усиливается? – уточнил Петр.

– По-моему, это единственно возможное объяснение столь неожиданного сближения.

– Да, это действительно может создать некоторые затруднения, но Годфруа абсолютно предан папе, возможно даже больше, чем своему императору. А потому я не разделяю вашего беспокойства.

– Конечно, отец мой. Вполне вероятно, вы правы, – ответил Роберт с едва заметной улыбкой на губах.

Петр Пустынник нахмурился и едва не повысил тон при виде этой завуалированной иронии, но герцог Нормандский уже развернулся и, отвесив легкий поклон, в сопровождении своего помощника покинул помещение.

* * *

Ч – 00:58

Меньше чем за час до запуска двигателей весь «Святой Михаил» охватило огромное возбуждение. Все члены экипажа были заняты подготовкой к великому отбытию, отлаживая последние детали или с лихорадочной поспешностью выполняя последние инструкции.

Каюта номер 48–57 не избежала общей лихорадки, и все солдаты 78-го подразделения П/К суетились, производя адский шум, или же в сотый раз просили разъяснить процедуру индивидуальной изоляции в ячейке. Танкред осуществлял общий контроль над подготовкой, стараясь не терять спокойствия и безостановочно повторяя одни и те же указания:

– Вы должны ввести свой персональный код через персональный терминал вашего спального места и активировать команду взлет. Не спутайте с командой стазис-сна, это надо будет сделать позже! Понятно? Затем вы ложитесь с голым торсом, и за десять минут до отлета прозвучит первый общий сигнал, который скомандует вам улечься в своей койке.

– А раздеваться догола, господин лейтенант? – смущенно спросил один из солдат.

– Нет, солдат, только до пояса!

Послышались смешки, парень вдруг сильно побагровел. Льето, который заметил, как брат сокрушенно вздохнул, поражаясь глупости отдельных представителей рода человеческого, не удержался от желания подколоть его:

– Эй, Энгельберт, знаешь, как техники называют предсветовые реакторы?

– Нет.

– «Адовы пасти»… – с широкой удовлетворенной улыбкой сообщил тот.

– Шайка безбожников, – сердито проворчал Энгельберт.

Танкред продолжал набивший оскомину инструктаж:

– Заняв горизонтальное положение на койке, подключите два электрода, которые находятся в отделениях с пометкой ECG слева от спального места. Один вы прикрепляете в области сердца, другой слева в паху…

– Хм… простите, господин лейтенант, – снова прервал его тот же солдат. – Пах – это ведь под мышкой? Верно?

На этот раз хохотом разразилась вся каюта, и Танкред сделал глубокий вдох, чтобы не взорваться. Он подошел к слегка заторможенному парню, который отступил на шаг, увидев, как этот здоровяк с раздраженным видом надвигается на него. Танкред взял его за руку и приложил ладонью к тому месту, где смыкались ляжка и живот:

– Это тут, солдат!

В этот момент в каюту влетел запыхавшийся от бега адъютант и окинул взглядом помещение. Пытаясь перекрыть гвалт, он прокричал:

– Лейтенант Танкред Тарентский! Будьте любезны!

Тот, услышав свое имя, обернулся:

– Чего тебе, христианин?

– Лейтенант, меня послал за вами ваш дядя, сеньор Боэмунд. Он желает, чтобы вы немедленно пришли к нему.

Танкредом мгновенно овладело раздражение. Он взошел на корабль уже сорок восемь часов назад, а дядя изыскал возможность вызвать его только за сорок пять минут до отлета.

– Сейчас? Ты уверен?

– Да, господин лейтенант. Он ждет вас у входа в гексагон.

Значит, у входа в сектор их кают. Не так уж далеко, это не займет слишком много времени. Он обернулся и подозвал старшего прапорщика Юбера, следующего по старшинству в подразделении после него самого:

– Мне нужно отлучиться ненадолго, старший прапорщик. Замените меня и повторяйте инструкции, пока не будете уверены, что все их действительно поняли.

– Слушаюсь, мой лейтенант, – кивнул Юбер.

– Отлично, иду, – сказал Танкред адъютанту.

Они двинулись по коридорам, петляющим между общими каютами шестигранника, кое-как пробираясь сквозь бурлящую там толпу солдат. Боэмунд поджидал их у входа в отсек, стоя у перил и рассеянно следя за суетой на внутренней палубе. Казалось, он не обращал внимания на удивленные взгляды пробегающих мимо солдат, не ожидавших увидеть столь высокопоставленное лицо в месте своего расквартирования.

На первый взгляд сложно было уловить хоть какое-то родственное сходство между ним и Танкредом – настолько разными были эти двое мужчин. Но если приглядеться внимательней, становилась заметна та же решительность во взгляде, та же сдержанная свирепость, которая и сделала из них знаменитых воинов.

Несмотря на седеющие волосы и легкую склонность к полноте, в свои сорок пять Боэмунд оставался благородным воином, выглядящим весьма внушительно в облегающем мундире и коротком плаще сицилийских нормандцев. Едва заметив Танкреда, он, распахнув руки, как для объятия, всем телом развернулся к нему и широко улыбнулся:

– Танкред, наконец-то! Рад тебя видеть.

Он дружески потряс его за плечи, однако от крепких объятий воздержался. Боэмунд всегда держал племянника на определенной дистанции и, несмотря на связывающие их тесные узы, так и не стал ему по-настоящему близким человеком.

– Дядюшка, я тоже рад вас видеть. Уж и не думал, что до отлета представится такой случай.

– Да, знаю, мне следовало бы заглянуть к тебе раньше, но, как ты сам понимаешь, у меня было много работы на корабле в связи с последними приготовлениями. Совет крестоносцев требует постоянного внимания.

– А, так сеньоры уже начали проводить совещания?

– Разумеется. С первого дня, едва взошли на борт. Чтобы собрать Совет, Петр не стал дожидаться, пока выступит со своей проповедью.

– Вы слушали его сегодня утром?

– Хм… нет. Я был занят. Как раз в это время мне пришлось отвлечься на решение одного безотлагательного вопроса. – Он подался вперед, чтобы быть к Танкреду поближе, и понизил голос: – Однако, откровенно говоря, мне и необязательно было присутствовать, чтобы знать, о чем пойдет речь. Его магическая сила, так действующая на толпу, всегда обходит меня стороной. Проповеди Петра обычно оставляют меня безучастным и даже имеют неприятную особенность нагонять на меня тоску. Слишком много поучений, призывов гнева Божьего и упоминаний всех святых подряд по христианскому календарю. Я, Танкред, искренне считаю, что война, какой бы священной она ни была, выигрывается на поле боя и благодаря хорошей стратегии.

Танкред про себя отметил, что отреагировал так же, но по другим причинам. Дядю смущала не столько форма высказываний, сколько их расхождение с чисто военным подходом. Что и неудивительно – Боэмунд всегда был прагматиком, и какому-либо обстоятельству следовало превратиться в реальное препятствие, чтобы привлечь его внимание. В своих проповедях Петр Пустынник мог распинаться как угодно, лишь бы это не мешало военачальникам вести боевые действия по своему усмотрению.