Онлайн книга «Милое дитя»
|
Карин обычно отмахивалась от моих доводов: «Ты даже не хочешь дать ему шанс», – и при этом вздыхала и качала головой. Никто не видел того, что видел я. И теперь, в больничной палате, мы, похоже, возвращались к этой ненавистной теме. Карин хотела позвонить Марку и рассказать о том, что произошло этой ночью. – Мы сами толком ничего не знаем, – процедил я сквозь зубы в надежде, что на этом все и закончится. – Я не говорю, что надо звонить сейчас, уж точно не в такую рань. Но позднее… – Что ты несешь… – не сдержался я, но в следующий миг опомнился. Однако Карин высвободилась из моих объятий и шагнула обратно к кровати. – Прости, – бросил я через плечо. – Просто я не понимаю, к чему это. Он уже не имеет никакого отношения к Лене. – Он тоже страдал, как и мы. – От чего? От неизвестности? – Я возмущенно выдохнул. Не прошло и года после исчезновения Лены, как Марк перебрался в Париж, с новой подружкой. – Ему не так уж много времени потребовалось, чтобы забыть о ней. Ей бы этого не хотелось… Я запнулся, и это не укрылось от Карин. – Сейчас все равно остается только ждать. Но когда станет известно что-то конкретное, нужно будет ему позвонить. Я серьезно, Маттиас. Мы должны позвонить, это справедливо. Я отчетливо видел, как исказилось мое лицо в отражении. – Я сказал – нет, – огрызнулась эта гримаса. – Ладно, – вздохнула Карин. – Успокойся. Я не хотела… Недосказанные слова заполнили пространство своей тяжестью. С той минуты мы не проронили ни слова. Воздух по-прежнему налит тяжестью, молчание гнетет нас обоих. В голове разворачиваются сценарии, от которых еще страшнее, если не поделиться ими. – Пока что у нас лишь разрозненные сведения, – сообщил Гизнер. Похищение, хижина в лесу, женщина похожая на Лену, маленькая Ханна. Я пытаюсь увязать все воедино, но ничего не получается. И потому я принимаюсь мерить шагами палату, как запертый тигр. Карин лежит на кровати, взгляд неподвижно устремлен в потолок, руки сложены на животе. Я отмечаю, что ей не помешало бы немного поспать. – Не могу, – отвечает она вполголоса. Ощущение такое, словно мы ожидаем результатов сложной операции. Я теряю выдержку. – Пойду спрошу, что там. Карин приподнимается на локтях. – Уверена, они еще ведут опрос, иначе давно пришли бы и всё рассказали. – Может, я сумею помочь. – В чем, в опросе? – Карин тихо смеется. – Ох, Маттиас… – Нет, я серьезно. Почему они так долго? Может, этой особе нужно просто приставить пистолет ко лбу. Наверняка она знает, что с Леной. У Карин расширяются глаза. – Ты так думаешь? – Ну конечно! С чего бы еще ей выдавать себя за Лену? И почему эта девочка считает ее мамой? – Я указываю в направлении двери. – Та девочка – дочь Лены, это и слепой разглядит! Для этого не нужны никакие ДНК-тесты. Карин свешивает ноги с кровати. – Думаешь, эта женщина как-то причастна ко всему? – Ну ты ведь и сама заметила, что не все увязывается в этой истории? Стук в дверь. Карин рывком вскакивает с постели и тянется, чтобы взять меня за руку. При этом пальцы перебирают по воздуху, так, словно играют замысловатую пьесу на пианино. Я хватаю Карин за руку и притягиваю к себе. Так мы и стоим, взявшись за руки, плечом к плечу. А еще через секунду входит Гизнер, чтобы ввести нас в курс дела. Ханна За дверью довольно темно. Деревья чернеют во мраке, и ветки как скрюченные пальцы чудищ. Мама кричит: – Не поймаете! У меня под ногами хрустят сучья, и у мамы тоже. Поэтому я знаю, в каком направлении бежать, хоть и не вижу ее в темноте. Только изредка, когда деревья расступаются, я успеваю заметить подол ее красивого белого платья, как оно отливает в сиянии луны. Внезапно вспыхивает свет, такой желтый, словно струится яркий поток. Впереди чернеют деревья, и между ними я вижу силуэт мамы, тоже черный. Она вытягивает руки, точно ангел, готовый взмыть к небу. Потом что-то громко ударяется, и я замираю. Так ощущается испуг. Маму теперь не видно, только поток желтого света. Дальше я передвигаюсь мышиным шагом. Свет становится ярче, и приходится закрываться ладонью, потому что глаза начинают слезиться. Я раздвигаю ветки, и пока деревья не расступаются, и я оказываюсь у дороги. Мама лежит перед машиной. В свете фар я различаю ее лицо. У нее закрыты глаза. Позади с треском ломается ветка. Я оборачиваюсь и вижу папу. Он пробегает мимо, выскакивает на дорогу, к маме, и кричит: – Попалась! И смеется: – Ха-ха! Мама открывает глаза и тоже смеется. – Так нечестно, вас двое! Она протягивает папе руки. Папа помогает ей подняться и вытирает лицо от красной пакости. – Теперь твоя очередь, Ханна, – говорит мне папа. – Уж ты постарайся. Я взвизгиваю и разворачиваюсь, готовая убежать обратно в лес. Делаю пару шагов, но что-то дергает меня за рукав. Это сестра Рут, тянет меня за толстое дерево и говорит: – Здесь тебя никто не найдет, Ханна… – …Ханна? Лес рассеивается, и остается только лицо сестры Рут, совсем рядом с моим лицом. – Ханна, – говорит она. – Просыпайся, Ханна. Зеваю и моргаю несколько раз. Я вовсе не в лесу, а в комнате отдыха, лежу в кровати. – Просыпайся, Ханна, – повторяет сестра Рут. – Теперь можно к маме? – спрашиваю я, и голос у меня все еще усталый и хриплый от сна. Сестра Рут сначала ничего не говорит, но потом спрашивает, хорошо ли мне спалось. Я отвечаю: – Да, и мне приснился сон. – Хороший? Я киваю. Сестра Рут улыбается по-дурацки, вполовину. И я понимаю, что что-то не так. – С мамой все хорошо? Теперь сестра Рут смотрит в пол. – Я должна отвести тебя к доктору Хамштедт. Сначала я не соображу, кто это, но потом вспоминаю. Высокая, худая женщина с темными короткими волосами, которая приходила вместе с полицейским. Доктор, которая позабыла надеть халат. Я хочу спросить, для чего мне идти к ней, но сестра Рут меня опережает: – Но тебе можно попрощаться. Ясмин Доктор Швиндт пришел, невзирая на хаос в начале смены. Даже я признавала необходимость этого. |