Книга По местам стоять!, страница 54 – Юрий Корчевский

Стараясь избежать заслуженной кары, нацистские пособники по чужим документам устраивались в советские учреждения, даже в Красную армию.

Для пресечения преступлений из бывших партизан в милицию Крыма было призвано и направлено триста человек. А на руководящие посты были направлены более пятисот коммунистов из многих областей страны.

Пожалуй, первостепенным было восстановление работы транспорта, особенно железных дорог. С помощью населения перешили железнодорожную колею на широкий советский стандарт. Бойцами ГУВВР (управление восстановительных работ) были созданы временные мосты вместо взорванных и уже на одиннадцатый день после освобождения Крыма в Симферополь пришёл первый грузовой поезд.

С ним и был связан эпизод, повлекший целую операцию. Поезд привёз грузы для восстановления промышленных предприятий и доков. Цемент, металлический прокат, строевой лес. Обратно в теплушках должны вывозить призывников. Андрей сидел в трофейном «Опеле», когда мимо проходила колонна новобранцев. Мужчины разных возрастов, с котомками за плечами. Вдруг мелькнуло знакомое лицо. Память у Андрея отличная. Видел он этого человека! Начал припоминать. Так это же Петриков, дезертир, который предъявил ему при проверке липовую справку о ранении. Андрей выскочил из машины, скомандовал водителю:

– С личным оружием за мной!

У Виталия карабин образца 1944 года, фактически укороченная трёхлинейка и без штыка.

Колонна призывников уже к станции подошла. На всех одежда практически одинакового тёмно-серого цвета. Или поношенные пальто, или телогрейки. На перроне построились для переклички. Начальник колонны выкрикивал фамилию, призывник отзывался. Андрей стал за строем, прислушивался. Но фамилия Петриков так и не прозвучала. Или лицом обознался, или фамилию сменил. Вот-вот начнётся посадка в теплушки и тогда всё, уйдёт дезертир. Андрей подошёл к начальнику, попросил отойти в сторону, предъявил удостоверение.

– Задержите посадку минут на десять.

– А в чём дело?

– Есть подозрение, что в колонне преступник.

– Даже так? Хорошо, но не более четверти часа.

Андрей пошёл вдоль строя. Колонна по четыре человека в ряд, длинная, не менее полутысячи бойцов, по численности – батальон. И уже миновал дезертира, ибо тот слегка изменил внешность – подстрижен «под ноль» и усы отрастил. Но всё же он.

– Выйти из строя. Фамилия?

– Стригунов.

– Документы!

Андрей поданный паспорт смотреть не стал, сунул в карман гимнастёрки, подозвал водителя.

– Стереги.

Виталий сдёрнул с плеча карабин, передёрнул затвор. Андрей к начальнику колонны.

– Стригунова я задерживаю до выяснения некоторых обстоятельств. Можете объявлять посадку.

– Есть.

Пока вели Стригунова-Петрикова к машине, тот ныл:

– Гражданин начальник, какая-то ошибка! В оккупации был, как и другие, но с немцами не сотрудничал.

– Разберёмся.

До машины десяток шагов. Петриков понял – другого шанса не будет. Резко толкнул Виталия, что тот упал, и побежал направо, к развалинам. Не упустить бы! Андрей выхватил пистолет. Оружие у него постоянно готово к бою. Один выстрел, второй – по ногам. Есть попадание! Петриков упал, стал материться.

– Вставай и к машине! Будешь валять дурака, здесь и пристрелю.

Кряхтя, постанывая, страдальчески морща лицо, поднялся, поплёлся к машине, припадая на раненую правую ногу.

Доехали до госпиталя. Хирург обработал и перевязал рану. Ранение сквозное, крупные сосуды не задеты.

– Жить будет, а после выздоровления и к строевой службе годен.

– Доктор, осмотрите его на предмет старых ранений.

Андрей приказал Петрикову:

– Снимай рубашку!

Стянул нехотя. Рубец на самом деле есть и не очень старый. Рубец до года ещё розоватый, потом белым становится. Хирургу одного взгляда хватило.

– В немецком госпитале лечился.

– Доктор, вы не ошибаетесь?

– Могу подтвердить под присягой.

– Тогда уж лучше справку. Давность ранения, госпиталь немецкий. Кстати, как вы узнали?

– Немцы раны зашивают не так. Очень характерно.

М-да, Андрей и не знал. Хирург написал справку, даже сам сходил в канцелярию, заверил подписью начмеда и печатью. Улика железная, что бы Петриков ни сочинял.

– Можно ли его забрать в камеру, при условии, что будут делать перевязки?

– Вполне.

Петрикова перевезли в отдел СМЕРШа, поместили в камеру-одиночку. Дело в виде папки пока тонюсенькое – справка от хирурга и справка из госпиталя, что военнослужащий по фамилии Петриков на излечении в указанный период не находился. Первый допрос был на следующий день.

Петриков отрицал очевидные вещи.

– Будешь упорствовать, шлёпнем, как неизвестного. Сознаешься, пойдёшь в трибунал. Можешь отделаться лагерями. К моменту, когда выйдешь, уже война кончится.

Жить хотелось всем. У Петрикова большого выбора не было. Андрей давил морально, расстрелять своим решением он права не имел. Да и приговоры выносил не СМЕРШ, а трибунал. Расстреливал конвойный взвод. Но ходили среди предателей всех мастей слухи о коварстве, жестокости и кровожадности СМЕРШа. Всего год служба существует, а уже обросла слухами, легендами. Андрей знал, что и через семьдесят лет после Победы и ликвидации контрразведки память о ней будет жива. Стало быть – заслуженна была, не только на пропаганде слава базировалась.

Согласился сотрудничать Петриков. Да и не Петриков он был, это по документам, изъятым у убитого солдата. Настоящая была Федякин. Когда в окружение попал под Одессой, свои документы сжёг, пробираться к своим стал. Уже близко линия фронта, слышна пулемётная стрельба. Вместе с другими на прорыв пошёл. Немцы в огневой мешок взяли, из пулемётов почти всех посекли.

Федякин документы убитого бойца взял, в одном полку служили. Почти прорвался к своим в числе немногих, но ранило. Так бы истёк кровью. Да в немецкий полк приехал представитель абвера, набирать русских военнопленных для диверсионной школы. Так и попал сначала в госпиталь, оттуда в спецшколу. Учился прилежно. Даже мыслишку вынашивал – как забросят, так сразу пойти в НКВД и сдаться. Да смалодушничал, мол, ранен был, не соображал, что делал, когда согласие на сотрудничество дал. Не знал тогда о коварстве и жестокости немцев. Была в абвере задумка – ставить на фронтовиков-инвалидов. Например – было ранение в ногу, вполне пролечить можно было. Но хирург ногу ампутировал. Расчёт иезуитский – жалостлив советский народ к инвалидам. Копеечку подаст, документы лишний раз милиционер проверять не будет, коли на груди одинокая медаль висит.

А как забросили с заданием, струхнул в органы идти. Задание не выполнил, магнитные мины в лесу закопал. Эти мины предназначались для диверсии на железной дороге. Потом немцы Крым оккупировали. Боялся лишний раз на улицу выйти. И всё равно попался. Вышел на улицу и попал на облаву. Гестапо к парню призывного возраста интерес проявило – не советский ли разведчик? Пришлось сказать, что был заброшен абвером, выполнил задание, но линию фронта перейти не смог. Назвал номер школы и фамилию командира, свой псевдоним. Уже через два дня приехал абверовец, из подвала гестапо вывел. И дал новое задание и документы. Теперь он должен был осесть на Кубани, рядом с аэродромом и в одну из ночей заложить мины к топливным цистернам.