Онлайн книга «Инцидент»
|
Она замолчала, поперхнувшись, будто старые переживания застряли в горле. Молчал и Журавлёв. Наконец Татьяна справилась с собой и продолжила. – Тор сказал, что им по беспроводке передали про Лесю. И повторили приказ работать по плану. Толик психанул. Говорит, мол, ухожу в Победоград. Возьму двух оперативников в сопровождение и ухожу. Тор ему: нельзя, приказ. Степаненко его послал, плевать, мол, на приказ, у меня невеста в реанимации. Говорит: «Будь человеком, Карибский!» Тор ответил в том духе, что приказ, секретная операция, и если он попытается уйти, он его застрелит. И застрелил. Как, спрашиваю. А он мне отвечает: «Степаненко с пистолетом наголо вышел из расположения – никто не смог его остановить, а я взял винтовку и выстрелил ему в затылок». Сказал, отвернулся и уснул. А утром пошёл на службу. – Ничего себе, – только и смог ответить Журавлёв. – Леся угасла на глазах. Не выдержала, умерла. Просто расхотела жить. У них такая любовь была, настоящая! Тор убил обоих, понимаете? И хоть бы что у него шевельнулось! Приказ – ответ на все вопросы. Ни совесть его не грызла, ничего. Страшно не то, что убил, а реакция, которой просто не было. Вот после этого я сказала себе: Вяземская, хватит! – Даже не знаю… – почесал затылок капитан. – Ситуация получилась хреновая. Слава богу, мне не довелось, но, думаю, я бы тоже стал стрелять. За реакцию, правда, не скажу. Пил бы, наверное, с неделю. Или две. Вяземская огляделась, словно проверяя, не подслушивает ли кто. Но у всех были дела помимо беседующих офицеров, только солнце ласкало обоих закатными лучами, ведь ему положено находить время для каждого на Земле. – Я вам честно скажу, Демьян: если потребуется, Карибский нас всех убьёт. Даже меня. Солнце убавляло и убавляло свет. Тени становились длиннее, даже приземистый БТР отбрасывал тёмный контур размером с дом, чуть не до половины перекрывая штабную площадку. У колеса боевой машины стояли два стула, занятые капитаном Трифоновым и спецназовцем, которого тот опрашивал уже, кажется, полтора часа. Вечерний штиль звенел трелями птиц, редкие комары слетелись на охоту, зачуяв пот множества людей, со стороны эстакады бил в барабан сваеукладчик, вгоняя в землю очередной столб под фундамент. Между оглушительными бам-бам раздался крик, что порвал в куски только установленную рутину нового походного распорядка. – Держи его! – Не стрелять! Не стрелять! – Уйдёт же! – Петрович, куда?!! – А-а-а-а!!! Петрович, тот самый боец, на котором оттачивал методику Трифонов, издавал тот самый отчаянно страшный вопль. Опрокинутые стулья валялись в пыли, в пыли же ворочался и Трифонов, воздевший руку в запретительном жесте, а Петрович, сбив с ног постового, бежал на закат, петляя, будто заяц. Крик его удалялся и тонул в машинном грохоте. – Не стрелять! – грозно прорычал Трифонов. – Куда смотрите, ротозеи?! Журавлёв разом сорвался с места. – Ильин за старшего! Первый взвод, за мной! Поймать паразита!!! Бойцы, как подброшенные, побежали за командиром, а в затылок ему ввинчивался задыхающийся голос Карибского: – Не дать… до периметра… карантин… там смерть! Мимо летели метры, опутанные стальной и бетонной паутиной стройки. Летели быстро, но один человек при прочих равных всегда быстрее тридцати, тем более имея изрядную фору. Когда взвод вырвался из-под техногенных тенет туда, где возвышались грибки часовых и приземистые короба, укрывшие в своём нутре громкоголосые спарки зенитных пушек, глазам спецназовцев предстала картина лютой смерти рядового Петровича. Он лежал на колючей проволоке лицом вниз. Тело его дёргалось и извивалось, поднимался дымок тлеющей формы, а воздух был приправлен запахом жареного мяса. Электрическая ограда сработала штатно. – Ых… твою мать! – одышливо выругался Трифонов, увязавшийся за погоней, не учтя, однако, возраст и лишний вес. – Это был человек! Куда ж его понесло, а?! Журавлёв мрачно подвёл счёт: «Минус три». – Возьмите шест и снимите его, – он оглянулся на бойцов, ткнув пальцем в импровизированную похоронную команду. – Ты, ты, ты и ты. И осторожнее, там десять тысяч вольт. Ещё мне не хватало… вы поняли, короче! * * * Лагерь встретил скорбную процессию молчанием. Даже сваеукладчик заткнулся, хоть и по своим резонам. Тело Петровича капитан приказал закопать за штабелями бетонных блоков. Примерно там, где прошлой ночью телогрейка напугала майора Карибского и коллег. Тогда же ему доложили, что Петрович – это фамилия, а не отчество, как он подумал. Хотя какая теперь разница! Вечер прошёл тревожно. Петрович сорвался сам и сорвал чеку, теперь в теле группы тлел запал, и непонятно было, когда рванёт. Бойцы насупленно переглядывались, прекратив даже те упаднические разговорчики, коими каждый развлекал себя утром. Дело заметно усугубилось тем, что Карибский в приказном порядке прекратил работу по тестированию, так как аналитики и он сам выработали по три нормы сверх положенного по инструкции. – Товарищи, прошу нас простить. Но мы обязаны прерваться. Ещё немного, и наша эффективность упадёт до критического уровня. Я не могу позволить аналитикам проводить тест Кемпфа в таком состоянии, вреда будет больше, чем пользы. В результате роту и прикомандированных специалистов развели на две неравные группы: проверенных и непроверенных. Последние были в большинстве, они несли службу, но вступать с ними в контакт было запрещено. Счастливчики охраняли восточную сторону позиции, штаб и батарею гранатомётов, формируя также постоянный резерв. Прочие остались на западной, северной и южной сторонах, отделённые от «чистой» публики неширокой, но до поры неодолимой полосой отчуждения. Пока они подчинялись приказам, но именно что пока. Заметно беспокоились и прошедшие тест. Каждому вдруг до чесотки перестала нравиться близость «прокажённых». Маленькой проблемой, но всё же проблемой оказалась пища. Провиант рассчитали на четверо суток, с запасом. Запас оказался чрезвычайно оптимистичным, так как пребывание роты на объекте обещало затянуться. Предусмотрительный капитан распорядился урезать пайки, чем вызвал глухое недовольство личного состава. Журавлёв и Карибский стояли возле гранатомётов, тихо препираясь по поводу распорядка, когда рвануло. То самое «коллективное бессознательное», что иногда доводит нормальных людей до охоты на ведьм и судов Линча. Слабое звено напряглось, зазвенело и в который раз определило прочность всей цепи. От вечерних силуэтов брони на западной стороне пришёл гневный ропот, который перерос в зрелые признаки бунта. – Это что такое, товарищи спецназ?! – рявкнул Журавлёв, выросший у круга бойцов. |