
Онлайн книга «Очень прекрасный принц»
— Отлично, это очень помогает. Так что там с документами? — Что с документами? Я сказал: мы не умеем оформлять документы. Но, учитывая наши размеры и нашу власть, это не наша проблема. Мы перекрыли всё вокруг Впадины: там теперь никто не сможет ни плавать, ни летать. И мы не откроем, пока и драконы, и люди не признают, что Впадина наша. А вот с этим нам поможешь ты. — Я. — Да. Бумажки — твоя работа, разве нет? Стряпчая несколько раз моргнула, а потом сказала: — Прошу прощения, — и повернулась к дяде Джуме. — У вас есть что-нибудь выпить? — уточнила она. — Что же, для женщины… — Вы его слышали? Понимаете, с чем мне приходится иметь дело. Мне надо выпить. И не вздумайте предложить бурду вроде ликёра. Дядя Джума крякнул. В целом женское пьянство он очень не одобрял, но в данном случае, кажется, очень даже проникся. — Сахарный ром? — Отлично. — На палец? — Во мне течёт кровь мореплавателей. — Бутылка? — Именно. — Прошу. — Благодарю. Лирана сделала несколько больших глотков. Я уважительно присвистнула. — Не одобряю я этого, — заметила тётя Ленна. — Эти уж мне новомодные веянья с женщинами, занимающими мужское место… — Она хороша в этом, тётя, — заметила я мягко. — Тоже верно. Пока мы переговаривались, Лирана значительно опустошила бутылку, отставила в сторону и сказала: — Так. А теперь мы с вами подробнее обсудим заявление, которое подадим. И учтите: мне нужны премиальные. * Я бы сказала, что эпическое сражение закончилось ничьей. Лирана, честь ей и хвала, выиграла у Глубоководного отсрочку. “Такие вещи с бухты-барахты не решаются, — отрезала она. — Если уж проводить подобную акцию, то мы должны быть к ней готовы. Всецело. Эффект неожиданности работает тогда, когда его организаторы могут снять сливки. Мы — пока что — нет. Нужно многое продумать, составить заявления, обозначить конкретные требования. А потом уже перекрывать один из главных морских путей в нашем мире”. Глубоководный повозмущался, конечно, но больше для вида. В итоге он согласился. Стряпчая забрала аванс, огромные драгоценные камни (на подарки “полезным людям”) и отправилась готовиться ко встрече Глубоководного с высшим светом Тавельни. Напоследок она озадачила несчастного подводного монстра вопросом: — Простите, а как ваше полное имя? Глубоководный — это ведь скорее титул, верно? — Имя? — фыркнул Глубоководный. — Я никому не говорю своё имя. — Из неких магических соображений? Понимаю. Но как-то же вас называют окружающие? Он подумал и выдал… нечто. Думаю, мои голосовые связки ещё могли бы худо-бедно повторить эти звуки. И то не уверена. У присутствующих людей вытянулись лица. Лирана молча отвинтила бутылку и с чувством к ней приложилась. — Так, предположим, — сказала она в итоге. — Но вы, я надеюсь, сами понимаете, что это просто физически невозможно записать, используя существующие в нашем алфавите буквы? И выговорить человеческим языком, если уж на то пошло. Так что, боюсь, вам придётся придумать себе… человеческий псевдоним, если хотите. Договорились? Глубоководный изумлённо хлопал глазами. Я понимающе улыбнулась. У меня тоже имя было очень проблемной частью социализации. Будучи пернатой змеёй, я не понимала значения имён. И никак себя мысленно не называла. Даже в зеркале себя разглядеть не могла, потому что фоморы без особенного на то желания в зеркалах просто не отражаются. И потом это всё было… очень трудно. Собственно, с самого начала, когда папа Буджо только взял меня к себе, он звал меня “ма шери”. Это было приятно — что меня как-то зовут. Всё же, большинству разумных имя даётся от рождения, и они едва ли в полной мере способны ценить эту малость. Между тем, она порой имеет решающее значение. “Ты не можешь пойти туда со мной, ма шери, — сказал мне однажды папа Буджо. — Не в таком виде. А жаль: если бы мы оба выступили на площади, то, возможно, нам бы заплатили больше”. Тогда я поняла, что деньги — это очень важно. Как еда. А ещё я впервые попробовала специально превратиться в человека. Принять облик не самого глубокого, самого тайного желания, но — тот, который захочу. Обычно селенити не способны на подобное. Но у меня, спасибо ртутной наследственности, получилось. Выступление прошло на ура. Папа получил деньги, я же нашла для себя новый, интересный способ получать энергию. Потом, спустя некоторое время, папа пригласил меня к себе. В старый, продуваемый всеми ветрами, покосившийся домишку, где жили он сам, тётя Ленна, дядя Джума и Вилни. Тогда это место казалось мне настоящими хоромами; право, я была очень глупой змеёй. Сначала семья эмигрантов приняла меня настороженно. Это папа Буджо ничего, кроме музыки, не видел и не слышал до такой степени, чтобы называть зубасто-пернатую жуть “шери”. У остальных же моих домочадцев постоянно меняющая облик, не отражающаяся в зеркалах, способная приходить в сны неведомая хтонь вызывала… скажем так, крайне смешанные эмоции. Было бы странно их в этом винить. Что на самом деле было удивительно, так это то, насколько их негативные эмоции огорчали меня. Я хотела им понравиться, и вскоре нашла идеальный, как мне казалось, способ. Дочь Джумы и Ленны, малышка Лесса, умерла за несколько лет до нашей встречи. Так что я, ничтоже сумняшеся, примерила на себя её чуть повзрослевшее обличье. Меня стали называть Лессой. И даже любить. То есть не меня, мёртвую девочку… не важно, как мне тогда казалось. Меня любят, у меня есть семья. Чего ещё хотеть? Вот только чем дальше, тем больше лицо Лессы, которое как раз вполне отражалось в зеркале, стало меня тяготить. Я сама не понимала, почему. |