Книга Через пять лет, страница 26 – Ребекка Серл

– Вот молодчина, – восторгается Аарон. – Сказали бы мне, я бы с радостью его подменил.

– Ничего страшного, – отмахиваюсь я. – Дэвиду нравится водить.

Аарон расплывается в улыбке.

– Морган наверху с Беллой. – Я тычу указательным пальцем в потолок, над которым раздаются звуки шлепающих по половицам ног.

– Есть хочешь? – спрашивает Аарон.

Он подходит к холодильнику и достает три авокадо. Поразительно, как свободно, по-хозяйски, он ведет себя здесь.

– Хочу. Но, чур, ты за повара.

Аарон вопросительно клонит голову набок.

– Белла сказала, ты на все руки мастер.

Он понимающе кивает.

На самом деле Белла сказала, что Аарон приготовил мускатную тыкву и ризотто с шалфеем, но не успела она их попробовать, как очутилась на кухонном столе и занялась с Аароном любовью. Отгоняя это видение, я усиленно тру лицо и мотаю головой.

– Эй, ты качаешь головой, потому что не хочешь моего гуакамоле? – усмехается Аарон.

– Что? Нет, то есть да. То есть хочу. Определенно. Я умираю от голода.

– Интересный ты человек, мисс Кохан.

Аарон выкладывает на стол продукты: лук, кинзу, халапеньо, овощи.

– Тебе помочь?

– Ага, открой-ка текилу.

Кивком головы он указывает на художественно выстроенную на столешнице шеренгу бутылок, которые мы захватили на выходные.

– Тебе со льдом? – спрашиваю я, вытаскивая из строя текилу. – Я налью.

– Спасибо.

Я достаю из буфета две стопки, наливаю в каждую на палец текилы, а затем, осторожно придерживая дверцу морозильника – еще один выкрутас этого дома, – вытаскиваю формочки для льда.

– Лови! – Аарон кидает мне лайм, промахивается, и цитрус выкатывается из кухни.

Я на четвереньках бросаюсь за ним в погоню и натыкаюсь на Беллу. Все в том же бело-голубом платьице она плавно спускается с лестницы. Волосы ее собраны в пучок.

– Негодяйский лайм, – возмущаюсь я, успевая схватить коварный плод прежде, чем он закатывается под кушетку.

– Есть хочу, аж желудок сводит, – ноет Белла. – У нас есть чем заморить червячка?

– Аарон готовит гуакамоле.

– Кто?

– Грег. Извини, забылась.

– А что у нас на ужин? – спрашивает Белла.

Мы заходим на кухню. Белла обвивает руками Аарона и целует в шею. Он предлагает ей свою стопку текилы, но Белла качает головой.

Разумеется, я знаю, что Белла в Аароне души не чает. Что, пока я работала, она влюблялась в него все больше и больше. Знаю, что они ходили по музеям и посещали концерты, потягивали вино в крошечных укромных барах, провожали закаты на Вест-Сайд-Хайвее, встречали рассветы в надземном парке Хай-Лайн и отдавались друг другу в каждом уголке особняка из бурого камня. Ну или почти в каждом, по словам Беллы. И я не возьму в толк, почему, видя теперь их вдвоем, я внутренне сжимаюсь, словно от боли.

Я усаживаюсь и вытаскиваю из пакета, который Аарон поставил на стол, кукурузную лепешку. Аарон тем временем подцепляет черенком ножа порезанный кубиками лук и смахивает его в миску с гуакамоле.

– Где ты научился готовить? – поражаюсь я.

Любой человек, умеющий обращаться с ножом, вызывает у меня восхищение. Я с ножом обращаться не умею, однако искренне верю, что стоит мне только освоить это искусство, как из меня выйдет отменный шеф-повар.

– Нигде. Я самородок, – усмехается Аарон и, подталкивая локтем Беллу, открывает духовку. Нарезанные ломтиками перец, лук и картошка отправляются внутрь. – Но я вырос среди еды. Моя мама работала поваром.

Я мгновенно понимаю, к чему он клонит. Не сами слова, хотя они тоже кое-что значат, открывают мне правду, но тон его голоса – немного растерянный, смятенный. Словно Аарон, как и я, до сих пор не верит в то, что произошло.

– Прости, – шепчу я. – Мне очень жаль.

Он оборачивается.

– Спасибо. Но это случилось давным-давно.

– Так что на ужин? – Белла упирает руки в бока. Аарон продевает сквозь них ладони, притягивает ее к себе и целует в щеку.

– Все, что пожелаешь. Закуски уже готовы.

– На сегодня у нас забронирован столик в «Гриле». Но если нет желания наедаться от пуза, можно отправиться в «Хэмптон Чатни».

Я всегда бронирую столики в ресторанах. Белла всегда выбирает, какой из этих ресторанов мы посетим.

– Я думала, «Гриль» мы зарезервировали на завтра.

Я хватаю телефон, проверяю бронь.

– Хмм… Ты права. Действительно на завтра.

– Отлично! – восклицает Белла. – Я как раз хотела остаться дома.

Она теснее прижимается к Аарону, который не выпускает ее из объятий.

– Позвонить Дэвиду, чтобы притормозил у магазина?

– Нет нужды, – смеется Аарон. – Еды у нас вдоволь. Готовить не переготовить.

Он подходит к холодильнику, рывком распахивает дверцу, и мои глаза разбегаются от радужного многообразия овощей и фруктов, завернутых в бумагу сыров, свежих веточек петрушки и мяты, баночек с оливками, купающимися в масле, круглых лимонов и лаймов и клиновидной глыбы пармезана. Холодильник забит под завязку.

– Вы все это привезли с собой? – ошалело бормочу я.

Все прошлые годы я вопила от радости, обнаружив в холодильнике Беллы кусок масла. Обычно в нем не было ничего, кроме обросшего плесенью лимона и бутылки водки.

– Ну как тебе? – ухмыляется Белла.

– Поверить не могу, что тебе известно, где находится овощная лавка.

Белла сияет.

Я выхожу на задний двор и смотрю на океан. Небо затянуто облаками, и я начинаю подмерзать в легкой футболке и шортах. Надо бы вернуться и надеть свитер. Я вдыхаю живительный воздух, пропитанный острой свежестью и запахом моря. Выдыхаю напряжение этой недели, нашу поездку, колдующего на кухне Аарона.

Медленно открываю глаза. Из коттеджа доносится сладкозвучный голос Фрэнка Синатры, поющего «От начала и до конца». В моей памяти тотчас воскресают «Радужная комната» и наши с Дэвидом фигуры, медленно покачивающиеся на вращающейся ротонде.

Я поворачиваюсь. Гляжу в окно. Аарон в обнимку с Беллой танцует в ритме песни. Голова Беллы покоится на его плече. На губах ее блуждает рассеянная улыбка. Жаль, нельзя их сфотографировать. За все двадцать пять лет, что я знаю Беллу, я никогда не видела ее такой умиротворенной, такой естественной. Ни с одним мужчиной она не была самою собой. Ни с кем не закрывала от наслаждения глаза.

Я остаюсь во дворике, пока на гравийной дорожке не раздается шуршание шин. Вернулся Дэвид. Солнце уже почти село за горизонт, и последний закатный луч, дрожа, угасает в облачке тумана.