Онлайн книга «Четыре чики и собачка»
|
– Лава… Какое странное имя. – Лава – это нечто раскаленное и горячее. Должно быть, девушка дарила ему бурный секс, на который жена была уже неспособна. – И что эта Лава? – Она единственная, кто нынче может подтвердить алиби Глеба Игнатьевича. В момент совершения убийств мужчина встречался с этой Лавой. – Странное совпадение. – И также он уверяет, что это с ней он примерял на себя костюм крокодила Гены. Дескать, это была ее затея, а он поддался, желая угодить молоденькой любовнице. – М-м-м… А что эта Лава? Вы ее нашли? – Да ничего! И вероятней всего, никакой Лавы нет, потому что никто из опрошенных нами знакомых Глеба Игнатьевича не может подтвердить сам факт ее существования. – Другими словами, Лава существует только в голове у мужика? Это его попытка отмазаться от убийств? Придумал себе такое алиби? – Да! – Но все-таки до чего странное имя. Если бы он придумал себе любовницу, мог бы назвать ее как-то попроще. Викой, Светой или даже Таней. Почему Лава? Данила хотел что-то ответить, но в этот момент Кристина громко воскликнула: – Все! Я закончила! Портрет, над которым она трудилась, был завершен. Вероника не ошиблась, когда подумала, что Кристина девушка способная. Нарисованный ею портрет говорил о том, что из Кристины могла бы получиться отличная художница. И когда все трое столпились над ее рисунком, у Вероники появилось смутное ощущение, что она уже видела это круглое лицо с упругими щеками и носом картошкой. – А выглядит таким славным. – Какой здоровяк. – Настоящий богатырь! И тут Веронику словно током стукнуло. Богатырь! Она полезла в сумочку и принялась судорожно рыться в ней. – Вот, нашла! Смотрите! Вероника продемонстрировала изображение, которое сегодня утром прислал ей Саша. На фотографии трое молодых людей сидели возле кальяна. Двое были нормального, среднего телосложения, зато третий был рослый крепыш с лицом круглым и гладким. – Это же он! – Очень похож, – согласился Данила, сравнивая фотографию с нарисованным Кристиной портретом. – Просто одно лицо. А Кристина с любопытством спросила у Вероники: – Ты его знаешь? Кто это? Данила тоже заинтересованно смотрел на Веронику, но кроме профессионального интереса в его взгляде читалось еще что-то похожее на ревность. И в груди у девушки снова сладко ёкнуло. Неужели Данила испытывает к ней какие-то чувства? Думать об этом было очень приятно, куда приятней, чем об их деле. Тем более что и девушке молодой помощник следователя тоже пришелся по сердцу. Но Вероника усилием воли заставила себя вернуться в реальность. – Вы будете поражены, – произнесла она. – Но я знаю, кто это такой. Этого здоровяка зовут Сергей. И он является одним из помощников Глеба Игнатьевича. Кристина присвистнула. Но Даниле этой информации показалось мало. – Нет, ну а ты-то откуда этого типа знаешь? Теперь уж никаких сомнений не было. Данила точно ревновал. Пришлось объяснить, как в поле зрения Вероники попал человек Глеба Игнатьевича. Вновь услышав про расследование, которое Вероникой и Сашей ведется параллельно основному, Данила вновь поскучнел. Но длилось это недолго, потому что надо было спешить к следователю с докладом. – Теперь-то уж Глеба Игнатьевича точно закроют! – торжествовала Кристина. – И мне ничто и никто больше не посмеет угрожать! Она оказалась права. По крайней мере, в первом пункте ее предсказание сбывалось. Глеба Игнатьевича задержали до выяснения всех обстоятельств. А за его помощником Сергеем отправился лично Данила, взяв себе в помощь сразу трех оперативников. Вероника сочла этот поступок достаточно благоразумным, учитывая крепость Сергея во хмелю, стоило рассчитывать, что в случае чего и отпор он даст нешуточный. С Сашей они встретились ближе к вечеру. Он пригласил Веронику к себе в гости, познакомил со своими родителями, оказавшимися милейшими людьми, которые уже знали и заочно любили Веронику по рассказам Ксюши. – Не переживайте, Вероничка, – ободрил ее отец Саши, – еще не было случая, чтобы наш парень не сумел бы распутать дело, каким бы запутанным оно ни оказалось. – А уже и распутывать нечего. Сегодня преступников арестовали! Узнав о том, что Глеб Игнатьевич и его помощник задержаны, Саша, который и так-то выглядел невесело, совсем расстроился. – Какие у вас дела творятся! – воскликнул он. – А я вот провел свой день в офисе у Палтуса совершенно бездарно. – Неужели совсем ничего не удалось разнюхать? – Куда там, – тоскливо ответил Саша, и Барон сочувственно гавкнул, давая понять, что целиком и полностью поддерживает своего хозяина. Они вышли на вечернюю прогулку, и Саша рассказал, чем сегодня занимался. – Просидел у них в офисе не меньше трех часов. Вынес мозг всем, кому только возможно. Но единственное, что мне удалось, так это лично познакомиться с Палтусом. – И как он тебе? – Жуликоватый тип. Хотя умный. И хитрый. – Он тебя не заподозрил? – В чем? Я хорошо подготовился. А что, я занудно выяснял каждую деталь, так за это они меня даже похвалили. Мол, какой я дотошный, сразу видно, что из нашего дела будет толк. Сказали, что за наследство придется судиться и что в делах судебных зачастую выигрывает не тот, на чьей стороне правда, а тот, у кого кошелек толще и упрямства больше. – А про Глеба Игнатьевича тебе что-нибудь удалось узнать? – Про него – ноль! И Саша снова сделался хмурым. Какое-то время он молча наблюдал за Бароном, весело резвящимся со знакомыми собаками, а потом вдруг сказал: – Я вот что думаю, надо мне еще раз заглянуть в офис к Палтусу. Например, сегодня ночью. Ты как? Постоишь на стрёме? Сперва Вероника даже толком не поняла, что именно Саша ей предлагает, и радостно кивнула, просто потому, что видела, ее приятель вновь приходит в хорошее настроение. Но потом до нее дошло, и она ахнула. – Ты что? Это же уголовное преступление! – Брось ты! – отмахнулся Саша. – Что там уголовного? Я же ничего красть не стану. Просто посмотрю в клиентской базе, что там за делишки прокручивает милейший Глеб Игнатьевич через Палтуса. Я рассматриваю это как оперативное мероприятие в рамках проводимого нами с тобой расследования. – Мне кажется, надо сделать официальный запрос через следователя. Но едва Вероника произнесла свое предложение вслух, как сама же устыдилась его, до того наивно оно звучало. |