Онлайн книга «Эрагон. Наследие»
Покончив с едой, он поставил миску на землю и стал греть руки над огнем, наслаждаясь последними глотками пива. — Мы слышали грохот, когда упали ворота, — сказала Катрина, досуха отжимая бинты. — Не больно-то долго они продержались. — Это правда… Всегда неплохо иметь на своей стороне дракона. Катрина принялась развешивать бинты, а Роран с тревогой смотрел на ее живот. Каждый раз, думая об этом ребенке, созданном ими в любви, он испытывал невероятную гордость, смешанную, однако, со страхом, ибо отнюдь не был уверен, что сумеет обеспечить безопасное убежище для своего малыша и его матери. Горькой была также и мысль о том, что если война не закончится к тому времени, как Катрина родит, то она уедет отсюда в Сурду — она не раз ему об этом говорила, — чтобы растить ребенка в относительной безопасности. «Я не могу потерять ее снова! Ни за что!» Катрина сунула в таз с водой новую порцию бинтов. — А сражение в городе как прошло? — спросила она, подливая горячую воду. — Пришлось за каждый фут земли сражаться. Даже Эрагону нелегко пришлось. — Раненые все говорили о баллисте, установленной на колесной повозке. — Да. — Роран промочил горло элем, затем быстро рассказал жене, как они пробивались по улицам Белатоны и какие помехи встречали на своем пути. — Сегодня мы очень много людей потеряли, но могло быть и хуже. Гораздо хуже. Джормундур и капитан Мартланд хорошо все рассчитали. — И все-таки их план не сработал бы, если бы не вы с Эрагоном! Вы оба оказались такими храбрецами! Роран хрипло рассмеялся: — Ха! А знаешь почему? Я тебе скажу. Даже одному из десяти наших воинов никогда по-настоящему не хочется идти в атаку. Эрагон-то этого не видит: он всегда на самом переднем крае, ведет всех за собой. Но я-то все вижу! Большинство старается держаться подальше от передних рядов, они и в сражение не вступают, пока противник их в угол не загонит. Или возьмут и начнут руками размахивать да шуметь, а на самом деле и не думают сражаться! Катрина была потрясена. — Не может быть! Они что, трусы? — Не знаю я… Знаешь, по-моему, они просто не могут заставить себя посмотреть в лицо тому, кого им придется убить, а вот убить солдата, который повернулся к ним спиной, для них сущий пустяк. Вот они и ждут, пока другие сделают то, чего сами они не могут. Ждут, когда другие, такие, например, как я, действовать начнут. — А как ты думаешь, у Гальбаторикса люди тоже неохотно в бой идут? Роран пожал плечами: — Возможно. С другой стороны, у них и выбора-то нет. Разве могут они не подчиниться Гальбаториксу? Если он прикажет им сражаться, так они и будут сражаться. — Насуада могла бы тоже приказать варденам! Взяла бы да заставила своих магов чары навести, чтобы никто из варденов не смел своим долгом пренебрегать! — Тогда какая же разница будет между нею и Гальбаториксом? Нет уж, никто из варденов на это не согласится. Катрина перестала стирать, подошла к мужу, поцеловала его в лоб и прошептала: — Я так рада, что ты такой! Что ты… способен делать то, что делаешь! И, вернувшись к своему корыту, она принялась отстирывать очередную порцию грязных, пропитавшихся кровью бинтов. Через некоторое время она сказала: — А знаешь, я что-то нехорошее почувствовала — через кольцо… и подумала: с тобой, наверно, какая-то беда случилась. — Я же был в самой гуще схватки — ничего удивительного. Ты каждую минуту могла нечто подобное почувствовать. Катрина помолчала, не вынимая рук из воды и глядя на Рорана. Но раньше я почему-то ничего подобного не чувствовала… Роран промолчал и допил пиво; ему хотелось оттянуть неизбежное объяснение, хотелось пощадить жену, не рассказывать ей о своих злоключениях в крепости, но было совершенно очевидно, что она не успокоится, пока не узнает правду. А попытки убедить ее, что все в порядке, лишь приведут к тому, что она станет воображать себе куда более страшные вещи, а не то, что было на самом деле. Да и бессмысленно скрывать что-либо от нее — все равно ведь подробности любого сражения вскоре становятся известны всему лагерю. И Роран рассказал ей все. Правда, без особых подробностей и постаравшись описать обрушение стены, просто как некое незначительное препятствие, а не событие, чуть не закончившееся его смертью. И все же оказалось довольно сложно описывать это словами; Роран то и дело останавливался, сбивался, а когда наконец закончил, то еще долго молчал, взбудораженный воспоминаниями. — По крайней мере, ты не ранен, — вздохнула Катрина. Он поковырял трещинку на горлышке пивной кружки. — Нет, не ранен. Она вдруг перестала стирать и посмотрела на него в упор: — Значит, ты раньше сталкивался с куда большей опасностью? — Да… наверное. И она мягко, точно ребенка, упрекнула его: — Так что же ты теперь-то не договариваешь? Ты же знаешь: нет ничего настолько ужасного, о чем ты не мог бы рассказать мне. Роран снова поковырял трещинку на горлышке кружки и так нажал ногтем, что расшатавшийся кусочек вылетел. Он несколько раз провел пальцем по острой зазубрине и признался: — Знаешь, я думал, что мне конец, когда эта стена на нас рухнула. — Любой на твоем месте так подумал бы. — Да. но дело в том. что в тот момент я ничуть и не вoзpaжал умереть. — Он грустно посмотрел на нее. — Неужели ты не понимаешь? Я ведь сдался, Катрина! Когда я понял, что мне не спастись, я принял эту мысль, точно кроткий ягненок. которого ведут на заклание, и я… — Не в силах продолжать, он уронил кружку и закрыл руками лицо. В горле у него стоял тугой колючий ком, не давая нормально дышать. А потом плеча его легко коснулись пальцы Катрины. — Я сдался, сдался! — в ярости прорычал он. полный отвращения к самому себе. — Я просто перестал бороться… Бороться за тебя… за нашего ребенка… — Он умолк, словно захлебнувшись словами. — Ш-ш-ш, тише, — прошептала она. — Я никогда раньше не сдавался. Ни разу… Даже когда тебя похитили раззаки. — Я знаю, что ты никогда не сдавался и не сдашься. — Но этой войне должен быть положен конец! Невозможно. чтобы и дальше так продолжалось… Я не могу… Я… — Он поднял голову и в ужасе увидел, что Катрина вот-вот разрыдается. Он встал, обнял ее и крепко прижал к себе. — Прости меня, — прошептал он. — Прости. Прости. Прости… Этого больше не случится. Никогда. Обещаю. — Это меня совершенно не волнует, — сказала она, и голос ее прозвучал глухо, потому что лицом она уткнулась ему в плечо. Отчего-то эти слова больно укололи Рорана. |